"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

вин, граф рассказывает, как живется папским гвардейцам, о прелестях этой
службы, о надеждах, которые питают все туда поступающие, на выгодную
женитьбу, на возможность прельстить во время одной из папских аудиенций
богатую англичанку-католичку или фанатичную испанку, прибывшую из Южной
Америки с приношениями Ватикану.
- Мундир у нас красивый, понимаете? Да и бедствия святого отца (*23)
придают нам, его солдатам, романтическое, рыцарское обаяние, что обычно
нравится дамам.
В самом деле, своим молодым мужественным лицом, золотыми нашивками,
тускло мерцающими при свете луны, белыми кожаными лосинами в обтяжку юный
граф напоминает героев Ариосто или Торквато Тассо.
- Но, милый Пепино, - говорит толстяк Лаво деланно ворчливым тоном, -
зачем далеко ходить, когда выгодное дело у вас здесь, под руками?
- Come? [Как? (итал.)] Как это под руками?..
Поль Астье вздрогнул и насторожился. Как только речь заходит о богатой
невесте, ему представляется, что посягают на ту, которую он себе наметил.
- Да герцогиня же, черт возьми!.. Старый Падовани долго не протянет...
- Н-но... князь д'Атис?
- Он на ней никогда не женится...
Лаво можно поверить: он приятель князя, правда, и герцогини, но в
предвидении будущего разрыва он становится на ту сторону, которая кажется
ему более прочной.
- Действуйте смело, любезный граф!.. Денег здесь много, очень много...
И связи... Да и женщина еще не совсем состарилась...
- Cristo, как хороша... - вздыхает граф.
- И симпатична, главное, симпатична, - ухмыляется Данжу.
Папский гвардеец как будто слегка озадачен, но тут же, обрадовавшись,
что сходится во взглядах с умным академиком, добавляет:
- Да, да, симпатична!.. Верно, я это и хотел сказать...
- А затем, - продолжает Лаво, - если вы любите краску для волос,
накладные локоны, бандажи, набрюшники, то будете вполне удовлетворены...
Рассказывают, будто она крепко затянута, что она носит под платьем
настоящий панцирь из кожи и железа... Лучшая заказчица Шарьера...
Он говорит громко, без всякого стеснения, сидя напротив столовой. Свет,
падающий сквозь полуоткрытую дверь на террасу, освещает его скуластое
багрово-красное циничное лицо вольноотпущенника, паразита. В эту дверь еще
доносится запах горячих трюфелей, рагу из жареной дичи, всего того
роскошного обеда, которым он только что насладился и сейчас отрыгивает
подлой и низкой клеветой. Вот тебе твои фаршированные трюфели, рябчики,
вина по двадцать франков бокал! Вдвоем, наперебой с Данжу, они так и
сыплют грязными сплетнями, столь принятыми в обществе. И чего они только
не знают, о чем только не рассказывают! Лаво швыряет какую-нибудь
гнусность, Данжу подхватывает ее на лету, а юный папский гвардеец, не зная
хорошенько, чему следует верить, стараясь смеяться, с замиранием сердца
думает о том, что герцогиня может застать их врасплох. Он чувствует
настоящее облегчение, когда с другого конца террасы раздается голос дяди,
который зовет его:
- Пепино! Идем!..
Нунций привык рано ложиться и заставляет своего племянника благонравным
поведением искупить злоключение с кардинальской шапкой.