"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

дал заглянуть в свои сокровенные мысли, какой бы поднялся переполох в этом
избранном обществе!
Великий князь с широким бледным лицом, обрамленным слишком черными
бакенбардами, подрезанными кружочком, как газон на лужайке, - типичный
портрет царствующей особы из иллюстрированного журнала, - с большим
интересом спрашивает барона Юшенара о его последней работе, а сам думает:
"Боже! Как мне надоел этот ученый со своими первобытными хижинами!
Насколько было бы приятнее смотреть балет "Рокселана", когда танцует
крошка Деа, - я без ума от нее. Автор "Рокселаны", мне говорили, здесь, за
столом, но это старый, противный и прескучный господин... Ах, эти ножки,
эти пачки маленькой Деа!.."
Нунций, с умным лицом римского патриция, желтым, точно после разлития
желчи, с длинным носом, тонким ртом и черными глазами, слушает, склонив
голову набок, повествование об истории человеческого жилища и думает,
глядя на свои блестящие, как раковинки, ногти:
"Утром я съел в нунциатуре чудеснейшее фрито-мисто, и теперь у меня
болит под ложечкой... Джоакимо слишком сильно затянул мне пояс... Хоть бы
поскорее встать из-за стола!.."
Турецкий посланник, губастый, смуглолицый, обрюзгший господин с жирным
затылком, в феске, надвинутой на глаза, наливает вина баронессе Юшенар, а
сам думает:
"До чего гнусны эти европейцы! Как можно приводить своих жен в общество
в таком отталкивающем виде! Я бы скорее согласился сесть на кол, чем
позволил кому-нибудь подумать, что эта толстая дама лежала со мной в
постели!"
А под жеманной улыбкой баронессы, которая рассыпается в благодарностях
его превосходительству, можно прочесть:
"Этот турок гадок донельзя, противно смотреть на него".
То, что говорит вслух г-жа Астье, тоже не имеет ничего общего с
занимающими ее мыслями:
"Только бы Поль не забыл заехать за дедом!.. Какое впечатление
произведет маститый старец, опирающийся на руку правнука!.. Ах, если можно
было бы выудить заказ у его высочества!.."
Потом, нежно взглянув на герцогиню:
"Она очень хороша сегодня... Верно, получила добрые вести о назначении
ее князя... Радуйся напоследок, душенька! Через месяц Сами будет женат..."
Госпожа Астье не ошиблась. Великий князь, прибыв к своему
"очаровательнейшему другу", сообщил герцогине о полученном в Елисейском
дворце обещании относительно назначения д'Атиса - это вопрос нескольких
дней. Герцогиня с трудом сдерживает радостное волнение, от которого она
вся так и светится и которое придает необычайный блеск ее красоте. Вот что
она сделала для любимого человека, чего он достиг благодаря ей!.. И
герцогиня уже рисует себе, как она устроится в Петербурге и снимет особняк
на Невском проспекте, недалеко от посольства. В то время как герцогиня
увлеклась этими мыслями, князь, мертвенно-бледный, с помятым лицом,
устремляет куда-то неподвижный взгляд - тот испытующий взгляд, которого не
мог выдержать Бисмарк, - его презрительно сжатые губы кривятся загадочной
и снисходительной улыбкой, подобающей дипломату и академику; он думает:
"Теперь нужно, чтобы Колетта решилась... Она приедет туда, мы
обвенчаемся без помпы в капелле Пажеского корпуса, и когда об этом узнает