"Альфонс Доде. Бессмертный" - читать интересную книгу автора

казарме, хриплый рев буксирной сирены, шарманка, звон колоколов церкви
св.Клотильды - все слилось в ужасную какофонию, рождаемую порой гулом
большого города. Контраст был поистине разителен между этим ошеломляющим
шумом столпотворения вавилонского, грохотавшим поблизости, и лужком,
поросшим дикими злаками и папоротником, под тенью высоких зеленых
деревьев, где два бывших воспитанника коллежа Людовика XIV курили и вели
задушевную беседу.
Происходило это на углу набережной Орсе и улицы Бельшасс, на
разрушенной террасе бывшей Счетной палаты, наводненной душистыми, буйно
растущими травами и похожей на каменоломню среди лесной чащи ранней
весной... Широко раскинувшиеся кусты уже отцветавшей сирени, купы платанов
и кленов тянулись вдоль обвитой плющом и повиликой каменной балюстрады,
образуя зеленый тенистый приют, где летали голуби и кружились пчелы, где
пробившийся сквозь листву солнечный луч озарял спокойный, прекрасный
профиль г-жи Ведрин, кормившей грудью свою малютку, меж тем как старший
сынишка камнями отгонял разномастных кошек - серых, черных, рыжих,
населявших, точно тигры, эти джунгли в самом сердце Парижа.
- И уж если речь зашла о твоих стихах, - ведь с тобой можно говорить
откровенно, дружище? - от твоей книги, по правде сказать, от твоей новой
книги, - хотя я в нее только заглянул, - на меня не повеяло тем чудесным
ароматом ландыша и дикой мяты, которым напоены были другие. "Бог в
природе" пахнет академическими лаврами, и я боюсь, что присущие тебе
прелестные нотки в духе Бризе (*14), вся свежесть лесов на этот раз
принесены в жертву, брошены, как взятка, в пасть Крокодила.
Эта кличка "Крокодил", отысканная в дебрях школьных воспоминаний, на
минуту позабавила друзей. Им ясно представился Астье-Рею на кафедре, с
вспотевшим лбом, сдвинутой на затылок ермолкой, с красной лентой, длиною в
целый фут, на черной тоге, сопровождающий величественным взмахом рук в
широких рукавах свои избитые остроты: "Гоните, гоните их прочь, они везде
напакостили", или прибегающий в своих поучениях к округлым периодам в
стиле Вик д'Азира (*15), кресло которого он впоследствии занял. Но тут
совесть стала укорять Фрейде за глумление над старым учителем, и он
принялся превозносить его исторические труды, - Астье перетряхнул ведь
столько архивов, впервые сдунул с них пыль.
- Вздор! - ответил Ведрин с величайшим презрением.
По его мнению, самые любопытные архивные материалы в руках глупца
значат так же мало, как ценнейший человеческий документ, которым
воспользовался дурак романист. Золотой червонец, обращенный в сухой лист!
- Посуди сам, - продолжал Ведрин, оживляясь. - Разве заслуживает звания
историка всякий, кто собирает неизданные документы в объемистые тома,
которых никто не читает и которые красуются только на полках книжных
шкафов в разделе общеобразовательной литературы? Книги, которые
выставляются напоказ, перелистываются, но ими не пользуются. Лишь
французское легкомыслие может принимать всерьез такие компиляции.
Издеваются же над нами англичане и немцы. "Vir ineptissimus Astier-Rehu",
- говорит Момзен (*16) в одной из своих заметок.
- И это ты, чурбан, заставил несчастного Астье прочесть заметку
Момзена, да еще при всем классе!
- Ну и досталось же мне тогда на орехи, не меньше, чем в тот день,
когда, устав слушать его излюбленное изречение, что воля - это домкрат,