"Сесилия Дарт-Торнтон. Заклятие немоты ("Горькие узы" #1) " - читать интересную книгу автора

к высоким скалам на краю озера.
Не вняв предостережениям младшего брата, Иэйн одним махом вскочил на
коня, и Каэлин мгновенно сделал то же самое. Жеребец и ухом не повел. Когда
каблуки Иэйна вонзились ему в бока, конь вполне миролюбиво затрусил по
кругу.
- Славный малый, тихий, как ягненок! - закричали остальные. - Эй,
подвиньтесь, дайте и нам потешиться!
Один за другим юноши без труда попрыгали на конскую спину. Как и все
эрты, они были искусными наездниками и умели скакать верхом без седла так же
рано, как ходить. Послушавшись внутреннего голоса, Падрей решил немного
обождать. Он ясно видел, что, когда один из охотников взбирался на коня, для
других не оставалось места. Однако следующему хватало места. Падрей не
сводил глаз с крупа жеребца. Сердце юноши было неспокойно. Ему казалось, что
под атласной кожей коня непостижимым образом движутся кости, в то время как
сухожилия - одно лишь слово годится здесь для описания - удлинялись.
Уже все семеро товарищей оседлали смирно стоящего жеребца. Они смеялись
и шутили, глядя сверху вниз на Падрея, звали его к себе.
- Ну, давай же, Падрей морей! - кричали они. - Хватит тебе, смотри, как
он сейчас поскачет!
Страшная догадка молнией озарила юношу.
Он понял, что конь нарочно растет, чтобы уместить на себе всех седоков.
Юношу охватила паника, звуки застряли у него в горле. Не в силах закричать,
чтобы предупредить остальных, Падрей бросился к могучим валунам на берегу
озера и укрылся среди них вместе с перепуганными собаками.
Силуэт коня был черен на фоне серебряного, покрытого рябью озера.
Жеребец повернул голову и посмотрел на скалы. Его темные губы задергались,
обнажив два ряда зубов, ровных, как могильные плиты. Пугающая пасть
выдохнула членораздельные звуки:
- Давай, заячья душа, чего отстаешь?
Стальной клинок покрылся бы ржавчиной и рассыпался в прах от звучания
этого голоса - грозного, холодного, безжалостного.
Семеро всадников внезапно притихли.
Конь сорвался с места и бросился преследовать Падрея среди валунов;
седоков беспощадно швыряло из стороны в сторону и ударяло о камни. Все это
время несчастные пронзительно кричали и судорожно изворачивались, не в силах
оторвать руки от конского крупа. Собаки с воем бежали прочь. Падрей
задыхался; каждый глоток воздуха разрывал ему грудь, словно удар хищной
когтистой лапы; сердце бешено билось, а кровь прилила к голове с такой
силой, что казалось: череп вот-вот взорвется; но, к счастью, отчаяние
помогало юноше ускользать от Итча Уизже. В конце концов тот прекратил
погоню, тряхнул волнистой гривой и с фырканьем, похожим на человеческий
смех, нырнул в озеро.
Эхо последних криков еще раздавалось над тем местом, где он ушел под
воду вместе со своими жертвами. Падрей, не отрываясь, смотрел на круги,
расходящиеся по воде. Он так трясся, что едва стоял на ногах. Струйки пота
текли по его лбу, но плоть была холоднее рыбьей чешуи.
Все, что достигало его ушей, - это замирающий вдали плач коростеля,
шелест осоки, что склонялась под ветром к самой воде, целуя собственное
отражение, да плеск волн, лижущих берег. Когда белое солнце погрузилось в
туманы, Падрей по-прежнему стоял на берегу. Ни кровинки не было в его лице.