"Дороти Даннет. Игра кавалеров ("Игры королей" #4) " - читать интересную книгу автора

Раздраженная, она внезапно с силой сжала мехи, Тади резко опустил палец
на регистр, и пронзительный гул, немилосердно долгий, будто опалил ее нервы.
Уна присела на корточки, отпустила мехи, и звук постепенно замер. Они
посмотрели друг на друга. Тади с непокрытой головой, в замызганном желтом
одеянии, исполнял беззвучное арпеджио на немой клавиатуре, замечательно
пародируя церковного органиста. Некоторое время Уна разглядывала его
критически, затем подала воздух. Орган запел, наполняя звуками церковь, а
девушка безмолвно смотрела, как руки оллава бегают по клавиатуре.
Уна знала, что он умеет играть, а также знала или по крайней мере
догадывалась, насколько мало это занимает его мысли.
Когда, оставив пародию, он с отсутствующим видом стал наигрывать тихие
пассажи, частью знакомые, а частью - неизвестные, Уна все смотрела на него
из-за ряда труб, а руки ее беспрестанно работали. Наконец она сказала:
- Как ты думаешь, Робин Стюарт когда-нибудь вернется?
Не торопясь Тади Бой исполнил два такта из заупокойной службы.
- Не думаю: он слишком глуп. Я сам сказал ему, что у него есть все
основания убраться из Франции. - Усталые синие глаза посмотрели на нее
поверх самых маленьких труб. - Ты тоскуешь?
Воздух перестал поступать. Воцарилось молчание, полное нетерпения и
гнева. Тогда, чуть слышно насвистывая какой-то псалом, Баллах изменил
тональность и аккомпанировал себе на безмолвной клавиатуре до тех пор, пока,
смягчившись, она не принялась снова раздувать мехи.
- Я подумал, - сказал он, играя, - что теперь, когда О'Лайам-Роу уехал,
я могу на что-то надеяться.
Мелодия словно запнулась, затем набрала такую силу, что серебряные
подсвечники зазвенели.
- В том, что касается тебя, - ответила Уна О'Дуайер, - отъезд
О'Лайам-Роу ничего не меняет.
- Разве? - Тади Бой хранил невозмутимый вид. - Странное дело, дорогая.
Сдается, ты вращаешься в высоких кругах.
Уна не ответила. Некоторое время оллав играл, а она в задумчивом
молчании подавала воздух. В небольшой сводчатой капелле было пусто, хотя
из-за ризницы и из коридоров доносились обычные домашние шумы. Мелодичные
звуки органа лились по часовне, парили над белым камнем стен, гентскими
шпалерами и полированным деревом; затем внезапно замерли. Уна все еще
машинально подавала воздух, но Тади Бой убрал руки с клавиатуры и смотрел на
нее в тишине, нарушаемой хриплым дыханием мехов. Руки ее ныли, на тонкой
коже лица проступил румянец. Девушка встала, возвышаясь над Тади, пользуясь
преимуществом помоста.
- И нам суждено утратить этот блистающий пир ума. Почему ты решил
оставить нас?
Тади Бой, примостившись на табурет, крепко сжал колени.
- Как говорится в песне: "Серые глаза глядят на Эрин, серые глаза полны
слез". Странно, но я горю неутолимым желанием еще раз увидеть этого дурня
Робина Стюарта. В день покаяния, в среду, я уезжаю, и у этой великой страны
осталось совсем немного времени, чтобы ошеломить меня. Как ты думаешь, -
спросил Тади, и глаза заблестели, - возможно ли, чтобы меня здесь ошеломили?
Держась обеими руками за позолоченные колонны, Уна смотрела на него с
каменным лицом.
- Не могу сказать.