"Софрон Петрович Данилов. Огонь (1979)" - читать интересную книгу автора

Согнувшись и прячась в тени плетня, осторожно, как когда-то подкрадывался к
утке, Нартахов направился к танку.
Внезапно он наткнулся на что-то мягкое и, присев на корточки, при
неясном ночном свете разглядел солдата-пехотинца, лежавшего навзничь.
Мёртвый солдат держал в закоченевшей руке винтовку, и эта-то винтовка и
привлекла в первую очередь внимание Нартахова. Он с трудом разжал сведённые
смертью пальцы солдата и взял винтовку. Теперь он был вооружён,
почувствовал себя увереннее и спокойнее. Бормоча по-якутски извинения,
будто солдат мог его услышать и понять, Семён отцепил от пояса убитого
гранату и сунул её себе за пазуху. Опираясь на винтовку, как на палку,
Семён заковылял к танку.
Даже первого взгляда на танк вблизи было достаточно, чтобы понять, что
на чудо надеяться нечего. Взрыв, потрясший машину, сорвал башню и швырнул
её на землю, и теперь она напоминала отрубленную голову былинного богатыря.
Нартахов прижался щекой к прокопчённому металлу танка, стоял, отдыхая,
поглаживая ладонью его шершавую броню, целый год защищавшую его и друзей от
смерти; танк был его домом, танк был его оружием и его силой.
Справившись со слабостью, Нартахов обошёл танк и увидел лейтенанта
Ерёмина. Вернее, он увидел нечто напоминающее лежащего человека и дальним
чутьём, не зависящим от сознания, понял, что это лейтенант Ерёмин, вернее,
то, что осталось от него. Нартахову показалось, что лейтенант лежит в очень
неудобной позе, голова его слишком запрокинута, и он, стянув с себя шлем,
сунул его под голову друга. Он провёл глазами вдоль тела лейтенанта и
содрогнулся: там, где должны быть ноги, ничего не было...
Нартахов заплакал. И не стыдился своих слёз, потому что никто не видел
его слёз, потому что был он в эту минуту, как никогда, одиноким, потому что
горе отделило его сейчас от всех живущих на земле.
- Никус ты мой, Никус... Друг ты мой... Зачем же ты принял смерть
вместо меня? Что же мне теперь делать? Как же я теперь буду жить?
Немцы, видимо, чувствовали себя уверенно, не таились, не прятали
света: по дороге прошла машина с зажжёнными фарами. Мертвенный свет мазнул
по обочине дороги, мазнул по застывшему танку и ушёл в сторону, едва не
высветив Нартахова. Но Нартахов не пошевелился, не упал на землю, лишь
только нашарил за пазухой гранату. Тяжёлым взглядом он проводил машину и
удивился своему безразличию. Ведь стоило его приметить с машины - и вряд ли
бы он остался жив. Ведь ещё недавно - да, может быть, всего полчаса назад -
стоило подумать, что вот сейчас его убьют, как у него холодело сердце. А
теперь вот даже не дрогнуло, не взволновалось. Только сжались зубы да
напряглось измученное болью тело.
Людской опыт говорит, что для того, чтобы изменилась суть человека,
его характер, нужны годы. Так оно, видимо, и есть. Но Нартахов, много
времени спустя мысленно вернувшись к этим минутам, знал, что ушёл он от
танка совсем другим человеком.
Как бы то ни было, а хоть и провоевал Нартахов к тому времени чуть ли
не два года, не раз побывал на краю гибели, а в душе всё ещё оставался
застенчивым и не очень крепким пареньком, нуждавшимся в защите Ерёмина, в
заботе и любви старших товарищей. С ними он был силён, а без них был
неуверен и слаб.
А теперь над изуродованным телом лейтенанта Ерёмина склонился суровый
солдат, разом возмужавший, с отвердевшей душой. Да и надеяться, кроме как