"Софрон Петрович Данилов. Огонь (1979)" - читать интересную книгу автора

всей конторе он один, на чью-то помощь надеяться нельзя, а он совершенно не
знал, как обращаться с такой крохой. Нартахов осторожно подошёл к ребёнку,
увидел испуганные круглые глаза и в отчаянии опустился на стул. Потом,
словно опомнившись, торопливо надел пальто, осторожно и неумело взял
ребёнка на руки и пошёл в общежитие, где жила эта отчаянная женщина.
Недальний путь показался Семёну Максимовичу в тот раз бесконечным,
дорога неровной, и он удивлялся тому, как он этого прежде не замечал. С
него сошло, как говорится, десять потов, прежде чем добрался до общежития.
Но оказалось, что этот путь он проделал совершенно напрасно: нужная комната
была на замке. И, не долго думая, Семён Максимович отправился домой -
больше идти было некуда.
- Кто это? Что всё это значит? - спросила удивлённая Маайа.
- Ребёнок.
- Какой ребёнок? - вспыхнула Маайа и, подойдя к мужу, пристально
вгляделась в малыша. - Откуда он у тебя?
- Видишь ли, - смущённо начал Семён Максимович, - девушка одна,
женщина то есть, принесла ко мне в кабинет... А куда я ребёнка в такую
поздноту дену? - Семён Максимович понимал, что говорит он явно не то, и
чувствовал - приближается гроза.
- Какая женщина? Что ты мелешь? Чей это ребёнок, Семён?! - лицо Маайи
покрылось красными пятнами.
- Да послушай ты...
Но Маайа не давала мужу сказать ни слова, продолжая выкрикивать:
- Ты совесть потерял! На старости лет стал шляться по девкам! И ничего
не сказал мне о ребёнке?! Как же нам теперь жить, Семён?!
Маайа, пожалуй, ещё не скоро опомнилась бы, но тут громко заплакал
ребёнок, и Маайа, вдруг успокоившись, сказала:
- Ну что ты стоишь? Посади ребёнка, раздень его. Испугался, маленький,
наших криков. Он-то чем виноват?!
Нартахов начал судорожно раздевать ребёнка, чем вызвал у Маайи новый
приступ гнева.
- Да разве так можно обращаться с ребёнком?! Ну что ты его дёргаешь?!
Маайа решительно отобрала ребёнка и ушла с ним в комнату. Радуясь
наступившему затишью, Нартахов стал не спеша раздеваться. А когда он
собрался с мыслями и словами и заглянул в комнату, чтобы наконец-то всё
спокойно объяснить жене, то безмерно был удивлён увиденному: Маайа уложила
девочку к себе на кровать и, склонившись над нею, гулькала самые нежные
материнские слова. И лицо Маайи светилось необыкновенной нежностью.
С этого памятного вечера жизнь Нартаховых изменилась, наполнилась
заботами о детском питании, поисками детской одежды. Маайа была совершенно
счастлива, когда приносила в дом то розовую кофточку, то крохотные
ботиночки, то новое ярксе одеяльце. Эти необычные заботы захватили её
настолько, что через два дня она взяла отпуск и полностью отдала себя
ребёнку, не доверив малышку догляду бабки-соседки.
А легкомысленная мамаша, желая "проучить" председателя приискома,
объявилась только через неделю и, увидев, как живётся её ребёнку,
согласилась на просьбу Маайи оставить девочку у них хотя бы до тех пор,
пока не появится место в яслях. Женщины - и молодая, и постарше -
расстались довольные друг другом.
Через месяц малышку приняли в ясли. Несколько дней Маайа ходила