"Юлий Даниэль(Николай Аржак). Искупление (рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Страдай.
- Не хочу!
- Мне жаль тебя, - сказал он голосом Феликса Чернова.
Я взял тряпку, стер ему рот и подошел к другому. Этот другой был очень
деловит:
- Ты должен встретиться с Феликсом и объясниться. Ты должен найти
убедительные слова. Напомни ему, что лучше оправдать виновного, чем
осудить невинного.
- Да разве ты не слышал, каким тоном он со мной разговаривал? - спросил я,
тоскуя.
- Это всё равно. Ты человек и он человек. Оба вы - Homo Sapiens.
Человеческий разум...
Я ударил его тряпкой по лицу и заставил замолчать: Третий сказал:
- Виктор, тебе придется смириться. Тебе придется сделать всё, как сказал
Чернов.
- Почему? - закричал я.
- Потому что ты виноват. И ты сам это знаешь.
- Ничего я не знаю! Я не доносил!
- Я не об этом. Ты виноват. Подумай, и ты сам поймешь. Ты виноват в том...
В это время в коридоре захлопали двери. Я едва успел лишить его речи, как
в мастерскую ворвалась банда трафаретчиков. "О, Витя! Виктор! Виктор
Львович! - зашумели они. - К нам приехал ненаглядный Виктор Львович
дорогой!" Они все были много моложе меня - студенты и студентки,
халтурившие на летних каникулах, - но мы были на короткой ноге, вместе
выпивали, играли в пинг-понг и ездили за город. Отношения были самые
свойские. Троим из них я, правда, показал как-то свои работы, попросив не
говорить другим; но они, конечно, растрепались, и теперь я иногда ловил на
себе почтительные взгляды. "Банда" явно гордилась знакомством со мной и
короткостью. Иногда, по молодости, они пересаливали, но я терпел, они мне
тоже нравились.
Мы поболтали немного об абстрактной живописи и о "левых" стихах, выяснили,
что хорошая абстрактная живопись - это хорошо, а плохая - это плохо. Потом
я сказал:
- Ну, мальчики и девочки, делайте деньги, - и ушел.
Работа не ладилась. Надоели мне эти чёртовы рекламы. Я вяло водил
карандашом, набрасывая контуры, шаркал резинкой по бумаге. Всё это дурной
сон. Какое право он имеет распоряжаться мною, моей жизнью? Как будто он
Господь Бог. Навалился на меня, скомандовал и ушел. Нет, он не посмеет
сделать то, чем угрожал. И вообще я могу сам рассказать об этом разговоре.
Рассказать своим друзьям и знакомым. Ирине надо рассказать. Мы с нею не
виделись с того дня, как за город ездили. У неё мать заболела, и она
сидела дома, даже на работу не ходила - взяла бюллетень. После работы
позвоню ей, может быть, она уже свободна. "Предатель! Это я-то предатель!
Как будто я не знаю, чего стоит свобода. Слава Богу, навидался и
наслушался, только что сам не сидел. Впрочем, армия и тюрьма - родные
сестры. Игольников прав: солдат и зека всегда друг друга поймут. А что же
ты с Черновым общий язык не нашел? Попробуй, найди, когда он так
предвзято... Я бы мог рассказать ему, когда я впервые понял, что такое
несвобода, я рассказал бы ему о том человеке, который заставил меня
понять. Это было на фронте, на Украине, меня, автоматчика, после ранения