"Юлий Даниэль(Николай Аржак). Искупление (рассказ)" - читать интересную книгу автора

заслоняли своих королей другими фигурами - своих почти беспомощных
королей, носителей идеи победы, добиваться которой приходилось другим.
Когда побеждало Добро, оно бурно ликовало и требовало продолжать игру,
чтобы упрочить успех. Зло всегда соглашалось. И партия следовала за
партией, и холодный синий воздух, прослоенный белыми облаками, клубился
вокруг шахматистов, и Зло курило сигареты с фильтром, а Добро сосало
карамельки, и они играли, играли, играли, и оба знали, что в любую минуту
может зазвучать властный голос: "Хватит! Кончайте игру! Уступите другим
доску!", и поэтому Добро торопилось увеличить счет в свою пользу, а Злу
было незачем спешить.

. . . . . . . . .


5.


Мне хотелось побыть одному, а вся наша шайка-лейка, как на грех, решила
пообедать бутербродами с пивом тут же, на работе. Один побежал за
припасами, а остальные - сидели на столах и рассказывали о летних
приключениях. Я вышел из комнаты и пошел в мастерскую трафаретчиков. Там
никого не было, все ушли обедать в ближайшую столовку. Я лег на скамейку и
подложил под голову чей-то портфель. Прислоненные к стенке, стояли
неоконченные рекламные щиты. Это были изображения элегантного мужчины,
сообщавшего, что до Сочи можно долететь за три с половиной часа. Я знал
этот закон, я сам набрасывал эскизы. Щиты были почти готовы, не хватало
только красной краски - её накладывали в последнюю очередь. Красным делали
текст, полоски на галстуке и рот. И вот теперь они стояли, безгубые,
безротые, что-то хотели сказать и не могли, нечем было. Глаза у них были
страдальческие, как у собак. И хотя я точно знал, что ничего, кроме
дурацкой фразы о полете в Сочи, они мне сказать не могут, мне почудилась в
их лицах просьба о важном разговоре.
- Вы что-нибудь знаете? - спросил я их. - Что-нибудь нужное мне?
Они многозначительно молчали.
- Ведь у вас в башках всего одна мыслишка: о трех с половиной часах полета.
"Как знать!" - ответили они мне молча.
- Даже если есть и другие мысли, так они такие же пошлые, как и эта.
"А ты дай нам речь - тогда услышишь", - сказали они.
- А стоит ли? - спросил я. - Много ли радости от слов?
"Никакой радости, - сказали они, - но всё равно: люди должны говорить".
- Так вы же не люди.
Они посмотрели на меня укоризненно. Я встал, оглянулся. На подоконнике
лежала губная помада. Я взял ее, сделал одному из них рот и сказал:
- Ну?
Он пожевал губами, разминая их, и произнес:
- Главное - это то, что ты сам знаешь, что ни в чем не виноват.
- Я-то знаю, а разве мне от этого легче?
- А кто сказал, что всегда должно быть легко? Хватит с тебя, тебе тридцать
семь лет легко жилось.
- Но как же я буду жить среди людей?