"Юлий Даниэль(Николай Аржак). Искупление (рассказ)" - читать интересную книгу автора

логической стороне выступлений и статей Сталина, о приемах его
доказательств. Ну, вы помните: "Этого не может быть, потому что этого не
может быть никогда" - и прочее, в том же духе. Мы с вами знаем, чем это
пахло. Я помню вечер, когда мы разговаривали, когда я разглагольствовал,
цитировал учебник логики Асмуса и щеголял латынью. Я помню даже то, что
говорили вы, Виктор Вольский, о внешности Сталина: о том, что у него мало
лба и мало ног, что единственный похожий портрет - это рисунок Андреева в
Третьяковке - там видно, какой он рябой и какие у него мутные глаза. Я бы
мог всё это сказать следователю, вы бы тоже загремели в лагеря, таких
вещей даже сексотам не прощали. Ну, что вы опять? Потерпите, я больше
терпел. Я вас не посадил не потому, что пожалел, - я вас ненавидел
тогда... Просто я - брезгливый, мне противно было мстить при помощи
эмгебэшников. Так вот, в этот вечер, кроме нас с вами, было еще трое.
Одного из них тогда же арестовали, и он сидел все эти годы. Другой - он
был моим другом с детства, он вне подозрений - он умер, а третья, девушка
- вы помните ее? - эта девушка была моя девушка, моя возлюбленная, моя
жена. Мы жили с ней, понимаете. Мы спали с ней, понимаете? Мы любили друг
друга. Вы поняли, Виктор? Вам незачем сейчас и когда бы то ни было
отпираться и оправдываться. Да. Вы единственный человек, которому я мог бы
рассказать всё, что я перенёс, - чтобы вы поняли, чтобы вы почувствовали
хоть в какой-то мере, что вы сделали. Вы понимаете, что у вас нет
оправданий? Если вас запутали, запугали, вы должны были убить себя, уйти
добровольно, а не становиться тем... тем, чем вы стали. Вы предатель,
Виктор. О, я всё это обдумал! Там, в лагере, я решил, что убью вас. Убью -
за свою испоганенную жизнь, за то, что мы едим баланду, за то, что спим с
мокрыми ногами, за то, что следователь плевал в меня и я не имел права
стереть его слюну с лица, за то, что Люда вышла замуж за другого - не
любя, плача, - чтобы ей, выгнанной отовсюду, было чем кормить ребенка,
моего ребенка, он родился уже после того, как меня взяли. Слава Богу, муж
ей попался хороший, очень хороший человек, теперь уже и она любит его.
Понимаете, Виктор, - вы же умный человек, вы можете и должны это понять -
я не мог мечтать о том, чтобы свернуть шею всему режиму, но вас я мог бы
убить даже голыми руками, ведь я раза в два сильнее вас, и теперь могу -
вот просто могу взять и задушить, здесь, на скамейке, около Гоголя... Что
вы смотрите так? Не боитесь? Это хорошо, что вы вздрагиваете от слова
"сексот" и не трусите, что я убью вас. Значит, вы поймете и сделаете то,
что я хочу. Я раздумал убивать вас. Я очень переменился с тех пор, Виктор.
Мне стала противна мысль об убийстве. Я уж не говорю о том, что у меня
есть семья, друзья, работа, много моря и много солнца в моих экспедициях,
и мне было бы жаль всё это потерять. Нет, я не стану убивать вас. Но вы
исчезнете.
Вы не должны ни с кем общаться, вы не имеете права ни с кем дружить, вы не
должны спать с порядочными женщинами, вы не смеете жениться - слышите?
Лучше всего вам было бы уехать куда-нибудь на край света, на Дальний
Восток или в Среднюю Азию, потому что я облегчу вам ваше исчезновение. Я
вас предупреждаю открыто, Виктор: я позабочусь о том, чтобы все знали, кто
вы такой. Мне вас жалко, Виктор, почти так же, как было жалко самого себя,
но другого выхода нет. Вы спросите, почему я не встретился с вами раньше?
Почему раньше не потребовал этого? Я ждал. Я ждал, что вы придете ко мне,
что вы хотя бы попробуете объясниться со мною, и, честное слово, если бы я