"Сальвадор Дали. Тайная жизнь" - читать интересную книгу автора

вов, вы кажетесь себе равным богу. Это брызжет вкус самой истины, мягкой и
нагой, извлекаемый из костной скважины, - ухватив ее зубами, вы становитесь
обладателем истины в первой инстанции!
Да, стоит лишь раз нарушить свой собственный запрет не есть бесформенного
- и не найдете ничего постыдного и позорного в том, чтобы употреблять в пищу
нечто клейкое, вязкое, желеобразное, будь то липкий стеклянный глаз, или моз-
жечок птицы, или сперматозоидноподобный костный мозг, или вялое сладострастие
устриц( Я неизменно отказываюсь есть бесформенную груду устриц, разделенных
раковинами и поданных в суповой миске, пусть даже самых свежих в мире.). Но
предвкушаю ваш вопрос: любите ли вы сыр камамбер и есть ли у него форма? Да,
я обожаю камамбер в любом виде, начиная с его изготовления и заканчивая тем,
что он невольно приобретает форму моих знаменитых мягких часов. Но, добавлю,
если бы кому-то удалось придать камамберу форму шпината, по всей вероятности,
я отказался бы от него наотрез.
Прощу также не забывать: бекас с душком, выдержанный в крепком вине и
поданный в собственном соку, как это модно в лучших парижских ресторанах,
всегда остается для меня- в важной гастономической сфере - символом
наибольшей изысканности и подлинной цивилизованности. Стройные очертания
ображенного бекаса на блюде поражают меня просто-таки рафаэлевскими
пропорциями!

Итак, я знаю точно и определенно, ЧТО ИМЕННО я хочу есть! Тем более
поразительно видеть вокруг святотатцев, поглощающих невесть что, как будто
есть нужно только чтобы выжить! Я всегда четко сознавал, что именно жаждал
постичь умом. Иное дело мои чувства, легкие и непрочные, как мыльные пузыри,
- я никогда не мог предвидеть истеричного и нелепого хода своего поведения.
Больше того, конечная развязка моих действий поражает меня первого! И так
всякий раз: из тысячи радужных шаров моих чувств лишь одному удается спастись
от смертельного падения и удачно приземлиться, воплотившись в этот миг в одно
из окончательных действий, таких же опасных, как взрыв бомбы. Анекдоты,
которые я расскажу, проиллюстрируют это лучше всего. Я изложу их не в
хронологической последовательности, а наудачу погружаясь а Прошлое.
Изложенные всерьез и без фальши, они - дерма-скелет меня самого, копии моего
автопортрета. Они не предназначались для чужих глаз, но в этой книге я решил
во что бы то ни стало расправиться с тайнами - и убиваю их своей рукой.
Мне пять лет. Весна в деревне близ Барселоны, в Камбриле. Я гуляю в поле
вместе с маленьким, беленьким и кудрявым мальчиком, он младше меня и, значит,
я за него в ответе. Он едет на трехколесном велосипеде, а я иду пешком,
подталкивая его сзади рукой. Мы проезжаем мост, у которого еще не достроены
перила. Оглядевшись и заметив, что нас никто не видит, я грубо толкаю ребенка
в пустоту. Он падает с высоты в четыре метра на уступи. Затем я бегу домой
сообщать новость. И все часы пополудни полные крови тазы то и дело выносят из
комнаты, где ребенку предстоит лежать в постели больше недели. Из непрерывно-
го хождения взад-вперед и, главное, из стыда, который я почувствовал дома, я
извлекаю сладкую иллюзию. Я в маленьком салоне ем фрукты, сидя в
кресле-качалке, украшенном плетеным кружевом. Огромные вишни из плюша
усеивают это кружево на подлокотниках и на спинке кресла. Маленький салон
граничит с входом, откуда мне видно самое важное. Ставни из-за жары закрыты
снаружи, и внутри - прохладный сумрак. Не припомню, чтобы в течение дня я
испытывал хоть малейшее чувство вины. В тот же вечер, на обычной вечерней