"Сальвадор Дали. Тайная жизнь" - читать интересную книгу автора

меня был большой этюдник, на котором я всегда рисовал и писал - и тут же раз-
вешивал свои листы и холсты на стенах. И вскоре израсходовал весь рулон
полотна. Тогда я взялся за старую, больше ни на что не годную дерматиновую
дверь. Положив ее горизонтально на два стула, решил исписать только
центральное панно, так, чтобы резьба по бокам служила рамой для моего
произведения. Уже давно я загорелся желанием написать натюрморт с вишнями. И
вот высыпал на стол полную корзину ягод. Солнце лилось из окна, оживляя вишни
тысячами огней. Я начал работать сразу тремя цветами, накладывая их прямо из
тюбиков. В левой руке я зажал два тюбика: ярко-красного цвета - для
освещенной солнцем стороны вишни и карминного - для затененной стороны, а в
правой руке у меня была белая краска для блика на каждой ягодке. Я набросился
на работу. На каждую вишню я тратил три цвета: так, так, так - свет, тень,
блик. Однообразный скрип мельницы задавал ритм моей работе. Так, так, так...
Моя картина стала упражнением в ловкости: как быстрее приступить к следующей
вишне. Мой успех казался мне сенсационным, а имитация - совершенной. Моя
возрастающая ловкость заставила усложнить игру. "Усложню задачу!". Вместо
того, чтобы изобразить вишни горкой, как они и лежали на столе, я нарисовал
по несколько штук отдельно в одном и в другом углу. Подчиняясь прерывистому
мельничному шуму, я буквально скакал от одного края лежащей двери к другому.
Со стороны было похоже, будто я пустился в какой-то странный танец или
упражняюсь в шаманстве. Так - здесь, так - там, так - тут, так... Тысячи
красных огней зажигались на моем импровизированном холсте, по каждому щелчку
мельницы. Я был хозяином, господином и изобретателем этого небывалого в
истории живописи метода.
Готовая картина всех удивила. Г-н Пичот горько сожалел, что она написана
на какой-то двери, тяжелой и неудобной и к тому же насквозь изъеденной древо-
точцами. Крестьяне, разинув рты, стояли перед вишнями, изображенными так
натурально, что хотелось протянуть руку и взять их. Кто-то заметил, что я
забыл нарисовать хвостики ягод. Тогда я взял горсть вишен и начал их есть,
вдавливая каждый хвостик в картину. Это окончательно придало ей неотразимый
эффект. Что касается древоточцев, изгрызающих дверь и дырявящих мазки, они
напоминали настоящих плодовых червячков. Желая следовать самому строгому
реализму, я начал булавкой заменять одни другими. Взяв древоточца из двери, я
вкладывал его в настоящую вишню, а из нее вынимал червячка, чтобы сунуть его
в дырочку двери. Я уже проделал несколько таких странных и безумных
перемещений, когда был захвачен врасплох г-ном Пичотом, который мгновенье
незамеченный стоял позади меня. Он не смеялся над моими сумасбродствами, как
бывало обычно. На сей раз я расслышал, как он после долгого раздумья
пробормотал: "Это гениально". И безмолвно вышел.
Я сел на пол, на согретые солнцем кукурузные початки. У меня из головы не
шли слова г-на Пичота. Казалось, они высечены в моем сердце. Я знал, что смог
бы осуществить гораздо больше, чем то, что сделал. В один прекрасный день
весь мир поразится моему таланту. И ты, Дуллита, Галючка Редивива, ты тоже и
больше всех.
Было славно сидеть на початках, и я пересел туда, где солнце согрело
местечко потеплее. Я мечтал о славе. Мне хотелось надеть свою королевскую
корону, но для этого нужно было встать и найти ее в моей комнате, а мне так
хорошо сиделось на кукурузе. Я вытащил из кармана хрустальную пробку от
графина, посмотрел сквозь нее на вишни, потом на свою картину. Затем перевел
на кукурузные початки - они были лучше всего. Бесконечная истома охватила