"Сальвадор Дали. Тайная жизнь" - читать интересную книгу автора

по и покорно иду за ней, испытывая пронзительное сожаление оттого, что ухожу.
История моего милого шарика лишь начинается. Запаситесь терпением, и вы
услышите рассказ об удивительных и драматичных обстоятельствах моей новой
встречи с этим талисманом. Игра стоит свеч!
Снег растаял, а с ним исчезло волшебство преображенного города и пейзажа.
Три дня я не ходил в школу. Продолжал грезить наяву. Вернувшись в сонное
царство г-на Траитера, я облегченно вздохнул после всех треволнений. И в то
же время возвращение к реальности больно ранило меня. И рана эта зарубцовыва-
лась медленно. Я был безутешен, потеряв мой шарик - карликовую обезьянку. И
находил утешение, уставившись в потолок мерзкой школы. Пятна коричневой
плесени становились в моем воображении облаками, превращаясь затем в
определенные образы, постепенно обретавшие свое лицо. День за днем я искал и
восстанавливал картины, увиденные накануне, и совершенствовал свои видения.
Как только они становились чересчур реальными, я отказывался от них. Самое
удивительное в этом явлении (которое позже легло в основу моей будущей
эстетики) - по своему желанию я всегда мог восстановить любой образ, и не
только в той форме, в которой видел его в последний раз, но в развитии и
завершении, что происходило почти автоматически. Галючкина тройка
превращалась в панораму русского города с куполами, затем в сонное бородатое
лицо г-на Траитера, которое сменялось жестокой схваткой голодных волков на
поляне. Картины мелькали у меня в голове, которая все, что происходило во
мне, как настоящий киноаппарат, проецировала в мои ослепшие глаза. Как-то
вечером, поглощенный своими видениями, я почувствовал прикосновение чьих-то
рук к своему плечу. Я подскочил, поперхнулся слюной, и, побагровев,
закашлялся. И тут же узнал в мальчике, стоявшем рядом, Бучакаса.
Он был постарше меня и получил свое прозвище, которое по-каталонски значит
"карман", из-за своего причудливого платья с невообразимым количеством карма-
нов. Он был симпатичнее других, и я уже давно обратил на него внимание, но
осмеливался взглянуть на него лишь украдкой. Всякий раз, встречаясь с ним
глазами, я замирал. Безусловно, я был в него влюблен, иначе никак нельзя
объяснить то смятение, которое охватывало меня в его присутствии, и то
верховное место, которое с недавних пор он занимал в моих грезах, где я уже
не мог спутать его с Галючкой или другим персонажем.
Я не слышал, что сказал мне Букачас. Я был близок к обмороку, в ушах стоял
легкий шум, отделявший меня от звуков внешнего мира. Но Бучакас раз и навсег-
да стал моим лучшим другом и при каждом прощании мы с ним долго целовали друг
друга в губы. Ему единственному я открыл тайну карликовой обезьянки. Он пове-
рил мне - или сделал вид, что поверил, и в сумерках мы не раз отправлялись к
заброшенному источнику, чтобы снова отыскать карликовую обезьянку - милый ша-
рик, который в своих фантазиях и наделял всеми свойствами живого существа.
Бучакас был белокур (я принес домой его волос, настоящую золотую нить, ко-
торую бережно хранил между страницами книги). Его голубые глаза и розовая ко-
жа были полной противоположностью моей оливковой бедности, над которой, каза-
лось, нависла тень черной птицы - менингита, уже унесшего жизнь моего брата.
Бучакас казался мне красивым, как девочка, несмотря на его толстые коленки
и увесистый зад, обтянутый чересчур узкими брюками. Нестерпимое любопытство
подзуживало меня смотреть на его туго натянутые штаны всякий раз, когда из-за
резкого движения они, казалось, готовы лопнуть. Однажды вечером я открыл
Бучакасу свои чувства к Галючке. И с радостью обнаружил, что он вовсе не
ревнует. И даже обещает мне любить шарик и Галючку так же, как их люблю я.