"Сальвадор Дали. Дневник гения" - читать интересную книгу автора

проповедующий полное отсутствие эстетических и моральных норм, побуждаемый
ницшеанской "волей к власти", утверждающий, что любой "эксперимент" может
быть доведен до крайнего предела. Я требовал права изобразить зад Ленина
девятифутовой длины, придать его портрету расплывчатую аморфность Гитлера,
а если нужно, снабдить его романо-католическими символами...

Запахи тела обрели для меня литургический смысл. Эстетическое начало
одухотворяло буйное цветение моего чувственного экстаза. Эту безумную
страсть венчали многолетние образы знаменитого Великого Мастурбутора,
напоминающие смахивающих на коммунистов насекомых, с наполеоновским брюшком
и пухлыми бедрами Гитлера...

Все только началось! ...Но Бретон сказал Дали: "Нет!" И в каком-то смысле
он был прав, ибо в этом чудовищном смешении он хотел разделить добро и зло.
Но он был прав не вполне, ибо, отстаивая свободу выбора, следовало уступить
этому далиниевскому набору. Он не совсем прав потому, что Дали - абсолютный
рационалист, стремившийся знать об иррациональном все, причем не для того,
чтобы пополнить человеческий культурный репертуар, но, напротив, ослабить
его, овладеть им. Циклотрон философского сквернословия Дали жаждал
сокрушить все своей артиллерией внутриатомных нейтронов, дабы преобразовать
в чистую мистическую энергию низменную, животную биологическую смесь,
сущность которой открывала сюрреалистическая фантазия. Когда-нибудь эта
загнивающая масса одухотворится. Миссия человека на Земле будет выполнена.

Этот момент был назван Кьеркегором...Все было потрясающе мерзко. Все
экзистенциалистиские канализационные крысы, прелюбодействовавшие в подвалах
во времена оккупации, шипящие, визжащие на отбросах сюрреалистического
банкета, - все это было великолепно, и человек был здесь лишним.

"Нет!" - воскликнул Дали. Не раньше, чем все будет избавлено от
иррациональности, не раньше, чем чувственный террор будет облагорожен и
сублимирован высшей красотой смерти, следуя по тропе, ведущей к духовному
совершенству и аскетизму! Только испанец может осуществить эту миссию среди
обилия дьявольских открытий всех эпох. Произойдет всеобщее очищение, и
родится метафизическая геометрия.

Нужно вернуться к серебряной окиси и оливково-зеленому благородству
Веласкеса и Сурбарана, к реализму и мистицизму, к которым мы должны
приобщиться, дабы уподобиться им по значимости. Трансцендентная реальность
должна быть интегрирована в некую чистую реальность. И это уже предполагает
присутствие Бога, который и есть единственная высшая реальность.

Эта далиниевская попытка рационализации мира робка и - правда, не вполне
осмысленно - была сделана в иллюстрациях журнала "Минотавр". Пикассо
попросил издателя Скира поручить мне иллюстрировать "Les Chants de
Maldoror".Гала устроила ленч для Скира и Бретона. Однако не будем говорить
о несчастливой судьбе "Минотавра", который пасется теперь на
материалистических полях Вервэ.

В двух случаях я лицемерно обсуждал с Бретоном мою будущую религию. Он не