"Сальвадор Дали. Дневник гения" - читать интересную книгу автора

понимал меня. Я перестал убеждать. Мы стали все хуже понимать друг друга.
Когда Бретон приехал в НьюЙорк в 1940 году, я позвонил ему в день приезда
поприветствовать его и договориться о встрече: мы договорились встретиться
на следующий день. Я упомянул о новой платформе для наших идей. Мы должны
были начать новое большое мистическое движение, призванное развить наш
сюрреалистический опыт и раз и навсегда отделить его от материализма. Но в
тот же вечер друзья сказали мне, что Бретон вновь оклеветал меня, назвав
поклонником Гитлера. Это была опасная ложь. С тех пор мы больше не
встречались.

Однако благодаря своей точной, как счетчик Гейгера, врожденной интуиции я
понимаю, что Бретон был мне близок. Его интеллектуальная активность,
невзиря на внешние проявления, была чрезвычайно ценна и отсутствовала у
экзистенциалистов, несмотря на их быстротечные театральные успехи.

С тех пор, как сорвалась моя последняя встреча с Бретоном, сюрреализм
перестал существовать. Когда на следующий день корреспондент крупной газеты
попросил меня дать определение сюрреализма, я ответил: "Сюрреализм - это
я!". Я так и думаю, ибо только я последовательно осуществлял его идеи. Я ни
от чего не отрекаюсь, напротив, я подтверждаю, что сублимирую,
иерархизирую, рационализирую, дематериализую, одушевляю все. Мой нынешний
ядерный мистицизм - в значительной степени продукт, инспирированный Святым
Духом, демоническими и сюрреалистическими экспериментами первой половины
моей жизни.

Дотошный Бретон составил мстительную анаграмму на мое прекрасное имя,
трансформировав его в "Avida Dollars". Хотя это не шедевр великого поэта,
однако в контексте моей жизни, признаться, он довольно удачно отвечал
тогдашним моим амбициям. Действительно, Гитлер умер в вагнеровском духе - в
Берлине, на руках Евы Браун. Услышав эту новость, я подумал: Сальвадор Дали
станет величайшей куртизанкой своего времени. Так и было. После смерти
Гитлера началась новая мистическая и религиозная эра, которая поглотила все
идеологии. Современное искусство, пропыленное наследие материализма,
полученное от Французской революции, противостояли мне последние десять
лет. Я обязан писать хорошо, ибо мой атомистический мистицизм сможет лишь
тогда одержать победу, когда обретет прекрасную форму.

Я знаю, что искусство абстракционистов, веривших в "ничто" и,
следовательно, писавших "ничто", послужило великолепным пьедесталом для
Сальвадора Дали, изолированным в наш презренный век от материалистического
декоративизма и любительского экзистенциализма. Все так и было. Но чтобы
стоять крепко, я должен был быть сильнее прежнего. Я должен был делать
деньги, чтобы выдержать. Деньги и здоровье! Я совсем перестал пить и стал
усиленно заботиться о себе. В то же время я старался придать больше блеска
Гала, сделать ее счастливой. Мы тратили деньги, делая все во имя красоты и
добродетели. Анаграмма подтверждала свою истинность.

Меня привлекало в философии О. Конта то, что он ставит во главе своей
иерархии банкиров, которым придает большое значение. Меня всегда впечатляло
золото в любом виде. В юности я думал о том, что Мигель Сервантес,