"Сальвадор Дали. Дневник гения" - читать интересную книгу автора

гитлеровский мистицизм с позиции ницшеанства и антикатолического
иррационализма. Я надеялся, что антикатолический аспект дискуссии привлечет
Бретона. К тому же я считал Гитлера законченным мазохистом, захваченным
идеей развязать войну, во имя того, чтобы героически проиграть ее. Он
осуществлял один из тех актов, которые были в это время популярны в нашей
группе. Мое настойчивое требование рассматривать мистицизм Гитлера с
сюрреалистической точки зрения, а также придать религиозный смысл
садистическим элементам сюрреализма, которые были усилены моим
параноико-критическим аналитическим методом, отрицавшим автоматизм и
присущий ему нарциссизм, вызвало серию разрывов и многочисленных скандалов
с Бретоном и его друзьями. Последние способствовали нашим раздорам, что
было чревато опасностью для лидера движения.

Я написал пророческую картину о смерти фюрера. И назвал ее "Загадка
Гитлера", что ускорило мое отлучение от наци и получило одобрение
антифашистов. Сейчас, когда я пишу эти строки, должен сознаться, что так и
не разгадал эту загадку.

Как-то вечером группа сюрреалистов собралась для осуждения моего так
называемого "гитлеризма". К несчастью, я забыл подробности этого необычного
заседания. Но, если Бретон вновь когда-нибудь пожелает увидеть меня, я
хочу, чтобы он сообщил мне, что было занесено в протокол, который был
составлен после этой встречи. Когда я вернулся домой в Париж, дверь моей
квартиры была взломана.

Когда мы выясняли отношения, я несколько раз на коленях просил не изгонять
меня, призывал Бретона понять, что моя навязчивая идея о Гитлере была
параноидальной и абсолютно аполитичной. Я говорил, что я не наци и не могу
им стать, ибо, если Гитлер завоюет всю Европу, он, конечно, не упустит
случая разделаться с такими истерическими типами, как я, он уже сделал это
в Германии, где его считали дегенератом. В конечном счете феминизированных
черт, которыми я наделил личность Гитлера, будет достаточно, чтобы я
выглядел иконоборцем в глазах нацистов. Одновременно мой фанатизм,
отягощенный знанием Фрейда и Эйнштейна, которые вынуждены были покинуть
Германию при Гитлере, делал очевидным то, что последний интересовал меня
только как объект моей болезни, отчего он и казался мне ни с чем не
сравнимой катастрофической ценностью.

В довершение всего, когда до их сознания дошла моя невиновность, я должен
был подписать документ, в котором объявлял себя другом пролетариата. Я
подписал его без неприязни, поскольку у меня никогда не было каких-либо
определенных чувств по отношению к нему.

Истина, единая и неделимая, стала вдруг очевидной: нельзя быть радикальным
сюрреалистом в группе, которая руководствуется только политическими
мотивами, и это относилось к Бретону и Арагону.

Такой человек как я, человек, считающий себя безумцем, устроенный с
пифагорейской точностью (в ницшеанском смысле слова), вероятно, не должен
существовать. К чему все сводилось: Дали - законченный сюрреалист,