"Роальд Даль. Nunc dimittis" - читать интересную книгу автора

другом, если бы этого не сделала. Тебе не кажется, что это знак истинной
дружбы, когда два человека, вроде пас с тобой...
- Глэдис! Прошу тебя, говори же!
- О Господи, да дай же мне подумать! Значит, так... Насколько я помню,
па самом деле она сказала следующее... - Ноги Глэдис Понсонби едва касались
пола, хотя она сидела прямо; она отвела от меня свой взгляд и уставилась в
стену, а потом весьма ловко заговорила низким голосом, так хорошо мне
знакомым: - "Такая тоска, моя дорогая, ведь с Лайонелем все заранее
известно, с начала и до конца. Обедать мы будем в Савой-гриле - мы всегда
обедаем в Савой-гриле, - и целых два часа я вынуждена буду слушать всю эту
напыщенность... то есть я хочу сказать, что мне придется слушать, как он
будет бубнить про картины и фарфор - он всегда бубнит про картины и фарфор.
Домой мы отправимся в такси, он возьмет меня за руку, придвинется поближе,
на меня пахнет сигарой и бренди, и он станет бормотать о том, как бы ему
хотелось, о, как бы ему хотелось, чтобы он был лет на двадцать моложе. А я
скажу: "Вы не могли бы опустить стекло? " И когда мы подъедем к моему дому,
я скажу ему, чтобы он отправлялся в том же такси, однако он сделает вид, что
не слышит, и быстренько расплатится. А потом, когда мы подойдем к двери и я
буду искать ключи, в его глазах появится взгляд глупого спаниеля. Я медленно
вставлю ключ в замок, медленно буду его поворачивать и тут - быстро-быстро,
не давая ему. опомниться, - пожелаю ему доброй ночи, вбегу в дом и захлопну
за собой дверь... " Лайонель! Да что это с тобой, дорогой? Тебе явно
нехорошо...
К счастью, в этот момент я, должно быть, полностью отключился. Что
произошло дальше в этот ужасный вечер, я практически не помню, хотя у меня
сохранилось смутное и тревожное подозрение, что когда я пришел в себя, то
совершенно потерял самообладание и позволил Глэдис Понсонби утешать меня
самыми разными способами. Потом я, кажется, вышел от нее и был отправлен
домой, однако полностью сознание вернулось ко мне лишь на следующее утро,
когда я проснулся в своей постели.
Наутро я чувствовал себя слабым и опустошенным. Я неподвижно лежал с
закрытыми глазами, пытаясь восстановить события минувшего вечера: гостиная
Глэдис Понсонби; Глэдис сидит на диване и потягивает бренди, ее маленькое
сморщенное лицо, рот, похожий на рот лосося, и еще она что-то говорила...
Кстати, о чем это она говорила? Ах да! Обо мне. Боже мой, ну конечно же! О
Жанет и обо мне. Как это мерзко и гнусно! Неужели Жанет произносила эти
слова? Как она могла?
Помню, с какой ужасающей быстротой во мне начала расти ненависть к
Жанет де Пеладжиа. Все произошло в считанные минуты - во мне вдруг закипела
яростная ненависть, быстро переполнившая меня, так что мне казалось, что я
вот-вот лопну. Я попытался было отделаться от мыслей о ней, но они пристали
ко мне, точно лихорадка, и скоро я уже обдумывал способ возмездия, словно
какой-нибудь подлый гангстер.
Вы можете сказать: довольно странная манера поведения для такого
человека, как я, на что я отвечу: вовсе нет, если принять во внимание
обстоятельства. По-моему, такое может заставить человека пойти на убийство.
По правде говоря, не будь во мне некоторой склонности к садизму, побудившей
меня изыскивать более утонченное в мучительное наказание для моей жертвы, я
бы и сам стал убийцей. Однако я пришел к заключению, что просто убить эту
женщину- значит сделать ей добро, я к тому же на мой вкус это весьма грубо.