"Осаму Дадзай. Исповедь "неполноценного" человека" - читать интересную книгу автора

довольно просторном доме я жил втроем со стариком-сторожем и его женой.
Иногда я пропускал занятия, но слоняться по Токио не было желания (так
никогда, наверное, и не увижу ни храма Мэйдзи-дзингу, ни памятника Кусуноги
Масасигэ***, ни могил 47 воинов в храме Сэнгаку); обычно я читал или
рисовал.
В те дни, когда отец бывал в Токио, я сломя голову мчался в гимназию, а
когда его не было - уходил в студию художника Синтаро Ясуда, работавшего в
европейской манере (студия находилась в районе Хонке Сэндаки), и там по три,
а то и по четыре часа занимался этюдами. Мне втемяшилось в голову, что, уйдя
из общежития и появляясь на лекциях изредка, я оказался в особом положении
вольнослушателя; все мне стало безразлично, посещать занятия становилось все
тягостнее. Да и вообще, проучившись сначала в начальной школе, а затем в
гимназии, я так и не проникся так называемым "школьным патриотизмом", не
удосужился запомнить даже обязательные школьные гимны.
Вскоре один художник, посещавший студию Ясуды, научил меня пить сакэ,
курить, развлекаться с проститутками, закладывать вещи в ломбард и
разглагольствовать о левых идеях. Странная мешанина, не правда ли? Но так
было на самом деле.
Звали этого парня Macao Хорики, он родился в пригороде Токио, был
старше меня на шесть лет, уже закончил частное училище изящных искусств.
Своей мастерской не имел и ходил к нам в студию заниматься европейской
живописью.
Как-то Хорики обратился ко мне:
- Не одолжишь пять йен?
Я опешил, потому что знал его только в лицо, ни словом не приходилось
перекинуться. Но пять йен все же протянул.
- Порядок. Пошли выпьем, я угощаю. Пошли-пошли!
Я не стал отказываться. Хорики потащил меня в кафе недалеко от студии.
Вот так и началась наша дружба.
- Я давно приметил тебя, обратил внимание на твою конфузливую улыбку,
каковая является отличительной особенностью предстоящего человека искусства.
Ну, за встречу!...Эй, Кину-сан, что, симпатичный малый? Только чур, не
влюбляться! Как только этот тип появился у нас в студии, я из первых
красавцев перешел во вторые.
Хорики был смуглым парнем с очень правильными чертами лица. Всегда
ходил в приличном костюме, что для студийцев-художников было достаточно
необычно, всегда при галстуке скромной расцветки, волосы напомажены и
разделены посредине ровным пробором.
В кафе я попал впервые и сначала очень смущался, не знал, куда деть
руки, конечно же, робко улыбался. Но после двух-трех кружек пива
почувствовал необычайную раскрепощенность и легкость.
- Я вообще-то хотел поступать в художественное училище...
- Да ну, не стоит. Не стоит тратить время на все эти училища,
неинтересно в них. Природа - вот наш учитель! Любовь к природе движет нами!
Однако доверия к его речам я не испытывал. "Болван, - думал я. - И
картины у него, наверняка, дурацкие. Но по части развлечений он ничего
парень, дружить можно."
Я ведь тогда впервые встретился со столичным бездельником. Как и я, он
полностью отошел от суетного мира. В другой, правда, форме. Несомненно,
сближало нас то, что мы оба не имели жизненных ориентиров. Подобно мне, он