"Джозеф Максвелл Кутзее. Железный век " - читать интересную книгу автора

Воскресным утром Уильям - под этим именем его знают на работе - надел
костюм, шляпу и хорошие туфли. Вместе с Флоренс они пошли на автобусную
остановку; она несла за спиной ребенка, он вел за руку Хоуп. На автобусе они
доехали до Кёйлривир, там взяли такси до Гугулету, где у сестры жил их сын.
Был уже одиннадцатый час, становилось жарко. Только что закончилась
церковная служба; в гостиной собралось много народу, все громко
разговаривали. Потом мужчины ушли, и Флоренс стала помогать сестре стряпать
обед. Хоуп заснула на полу. Вбежавшая с улицы собака лизнула ее в лицо.
Собаку прогнали, а Хоуп подняли и уложили на диване; она так и не
проснулась. Улучив момент, когда они с сестрой остались одни, Флоренс дала
ей деньги за проживание Беки, на еду, на ботинки, на учебники; сестра
спрятала их за лифом платья. Потом явился Беки и поздоровался с матерью.
Когда мужчины вернулись, все сели обедать: цыпленок с птицефермы, или
фабрики, или как она там называется; рис, капуста, подливка. Приятели Беки
стали звать его с улицы; он поспешно доел обед и вышел из-за стола.
Так все это было. Так должно было быть. Обычный день в Африке: жаркий,
неспешный. Можно даже сказать: жизнь как она есть.
Пришло время уезжать. Они направились к автобусной остановке; теперь
отец нес Хоуп на плечах. Подошел автобус, и они простились. Флоренс с
дочерьми отправилась на нем до Моубрея, там они пересели на другой автобус и
доехали до Сент-Джордж-стрит, а оттуда, на третьем, до Клоф-стрит. От
Клоф-стрит они пошли пешком. Когда добрались до Схондер-стрит, тени стали
удлиняться. Надо было накормить ужином Хоуп, которая устала и капризничала,
искупать малышку, догладить недоглаженное с вечера белье.
По крайней мере, он хоть не скот режет, говорила я себе, а только
цыплят, с их безумными цыплячьими глазами, с их манией величия. Но памятью
все время возвращалась на эту ферму, эту фабрику, это предприятие, где муж
женщины, живущей со мною бок о бок, топчется день за днем в своей загородке
среди запаха крови и перьев, среди кудахтанья обезумевших птиц: нагнуться,
ухватить, сжать, связать, подвесить. Я думала о тех, кто, по всей Южной
Африке, пока я сижу тут и смотрю в окно, убивает цыплят, копает землю, тачку
за тачкой; о женщинах, которые перебирают апельсины, обметывают петли. Кто
сосчитает эти лопаты, апельсины, петли, этих цыплят - вселенную труда?
- это все равно что просиживать целый день перед циферблатом, провожая
секунды, отмеряющие твою жизнь.
С тех самых пор, как Веркюэль взял у меня деньги, он пьет не
переставая, не только вино, но и бренди. Иногда он остается трезвым до
полудня, чтобы после нескольких часов воздержания предаться пьянству с еще
большим сладострастием. Но чаще всего он пьян к тому моменту, когда утром
куда-то уходит.
Сегодня, когда он явился после очередного отсутствия, светило неяркое
солнце. Я сидела наверху, на балконе. Он не заметил меня и уселся во дворе,
привалившись к стене дома; пес пристроился рядом с ним. В это время там уже
был сын Флоренс со своим товарищем - прежде я его никогда не видела - и
Хоуп, которая буквально пожирала их глазами. Они включили радио; визгливая и
тупая музыка была еще хуже, чем стук мяча.
- Воды! - крикнул им Веркюэль. - Принесите воды! Незнакомый мальчик,
товарищ Беки, пересек двор и опустился рядом с ним на корточки. Я не
слышала, о чем они говорили. Потом мальчик протянул руку:
- Дай сюда, - сказал он.