"Джозеф Максвелл Кутзее. В сердце страны" - читать интересную книгу автора

а буду ворочаться всю ночь из-за зубной боли после сладкого; ведь мы здесь
не обращаем никакого внимания на гигиену, у нас дурной запах изо рта, а со
временем и гнилые корешки зубов, и мы раздумываем, что же с собой делать,
пока дело не дойдет до щипцов ветеринара, или до ватки с чесночным соком на
спичке, или до слез. Слез я до сих пор избегала, но есть время и место для
всего; уверена, что однажды дело у меня дойдет до слез, - когда я останусь
одна на ферме, когда все они уйдут: Хендрик и его жена, Анна и Якоб, мой
отец, моя мать, внуки, смахивающие на крыс, и я смогу свободно разгуливать
по дому в сорочке, и выходить во двор, и на покинутые овечьи пастбища, и на
холмы; вот тогда и придет время плакать, и рвать волосы, и скрипеть
оставшимися зубами, не боясь, что меня услышат, - тогда уже не нужно будет
держаться. Тогда придет пора испробовать силу этих легких, которые я никогда
не испытывала, узнать, смогут ли они вызвать эхо в горах и на равнинах -
если равнины могут рождать эхо, - проверить, отзовутся ли они на мои стоны,
вопли и причитания. И кто знает, быть может, тогда наступит время разорвать
свою одежду и разжечь перед домом большой костер, швыряя туда одежду, мебель
и картины, моего отца, мать и давно утраченного брата, которые будут
съеживаться в огне, среди кружевных салфеточек, а я буду кричать от
неистовой радости, когда языки пламени взовьются в ночное небо, и, возможно,
даже носить головешки в дом и поджигать матрасы, и шкафы, и потолки из
желтого дерева, и чердак с сундуками, набитыми воспоминаниями, - до тех пор
пока соседи, кем бы они ни были, не увидят башню из пламени на горизонте и
не примчатся галопом в темноте, чтобы увезти меня в безопасное место, -
хихикающую старуху, бормочущую себе под нос, которой хотелось, чтобы ее
заметили.
91. В здании школы пусто. Пепел в очаге остыл. На полке над плитой
ничего нет. Белье с кровати снято. Ставни хлопают. Якоб и Анна уехали. Их
отослали упаковываться. Они отбыли, не сказав мне ни слова. Я смотрю, как
пылинки поднимаются в солнечном луче. Кажется, у меня пойдет кровь из
носа, - нет, не пошла. В самом деле, события превосходят наши самые мрачные
ожидания. Я стою на пороге, тяжело дыша.
92. Здание школы. Когда-то, давным-давно, здесь была настоящая школа.
Сюда приходили дети, и их учили чтению, письму и арифметике. Летом они
зевали, потягивались и вертелись, и жара жужжала у них в ушах. По утрам
зимой они шли в школу по мерзлой землей терли замерзшие пальцы босых ног
друг о друга, распевая псалмы. Сюда приходили и дети из дома на ферме, и
соседские дети - за последних платили наличными и натурой. Была здесь и
учительница - дочь обедневшего священника, которую, несомненно, послали
зарабатывать на жизнь. Однажды она сбежала с проезжим англичанином, и больше
о ней не слышали. После этого учительниц не было. Много лет школа пустовала,
и ею постепенно завладевали летучие мыши, скворцы и пауки, пока там однажды
не поселили Анну и Якоба - или тех Анну и Якоба, которые пришли до них. Так
и было, ибо если я высосала эту историю из пальца, откуда же три деревянные
скамьи в дальнем конце комнаты, а за ними-мольберт, на который Якоб обычно
вешал свою куртку? Кто-то же должен был построить здание школы, и приобрести
все необходимое, и дать объявление в "Еженедельнике рекламы" или
"Колониальном вестнике" о том, что требуется учительница, и встретить ее
поезд, и поселить ее в комнате для гостей, и платить ей жалованье, чтобы
дети пустыни выросли не варварами, а наследниками всех веков, имеющими
представление о вращении Земли, Наполеоне, Помпеях, стадах оленей на