"Джозеф Максвелл Кутзее. В сердце страны" - читать интересную книгу автора

ямки, яйца, которые нужно расположить шестиугольниками, враждебные племена,
которые нужно уничтожить. Повадки птиц тоже стабильны. Поэтому я с неохотой
созерцаю человеческие страсти. С полушкой на голове, в затемненной комнате,
я сосредоточена на сердцевине боли, затеряна в существовании своего
существа. Вот кем мне предназначено быть: поэтессой внутреннего мира,
последовательницей внутренней сущности камней, эмоций муравьев, сознания
мыслящих частей мозга. По-видимому, это единственная карьера, за исключением
смерти, к которой приспособила меня жизнь в пустыне.
74. Мой отец обменивается запретными словами с Анной Маленькой. Мне не
нужно покидать свою комнату, чтобы узнать это. Мы, говорит он ей, мы вдвоем,
и слово отдается в воздухе. Сейчас, пойдем со мной сейчас, говорит он ей.
Существует мало истинных слов, твердых как скала, на которых можно построить
жизнь, - их он разрушает. Он верит, что: может вместе с ней выбрать свои
слова и создать свой личный язык с помощью своих собственных "я", "ты",
"здесь и сейчас". Но личного языка не может быть. Их интимное "ты" в то же
время и мое "ты". Что бы они ни сказали друг другу, даже в самую глухую
полночь, они говорят общими словами - если только не лопочут, как обезьяны.
Разве я могу говорить с Хендриком как прежде, если они портят мою речь? Как
мне говорить с ними?
75. Проходят дни и ночи, свет в моей затененной ставнями комнате
становится серовато-зеленым и темнеет до черноты, старая Анна появляется и
исчезает и вновь появляется то с горшком, то с тарелкой, бормоча, кудахтая.
Я лежу, окруженная собственными временными циклами, вне истинного времени
мира, в то время как мой отец и жена Хендрика следуют своими путями, прямыми
как стрела, от похоти к завоеванию, от беспомощности к облегчению
капитуляции. Теперь они уже покончили с лестью, подарками и робкими кивками
головы. Хендрика отсылают в самые отдаленные уголки фермы, дав задание
уничтожить клещей у овец. Мой отец стреноживает лошадь рядом с домом своего
слуги. Он запирает за собой дверь. Девушка пытается оттолкнуть его руки, но
она испытывает благоговейный трепет перед тем, что должно произойти. Он
раздевает ее и укладывает на матрас своего слуги, набитый кокосовыми
волокнами. Она безвольно лежит в его руках. Он ложится с нею и качается
вместе с нею, совершая акт, о котором я знаю достаточно, чтобы понимать, что
он нарушает законы морали.
76. "Я считаю любого бедняка конченым человеком, - шепчет голос (в
своем одиночестве я слышу голоса - быть может, я действительно колдунья), -
ему конец, если он имеет несчастье родиться с честным сердцем, у него
красивая жена и могущественный сосед". Бедный Хендрик: ему конец, ему конец.
Я плачу пьяными слезами. Потом от боли сильно зажмуриваю глаза и жду, пока
три фигуры распадутся на полоски и завитки: Хендрик играет на своей губной
гармонике вдали, под фиговым деревом, пара обнимается в душной лачуге. В
конце концов остаюсь лишь я, уплывающая в сон, за пределы боли. Воздействуя
на себя, я изменяю мир. Где кончается эта сила? Возможно, именно это я
пытаюсь выяснить.
77. Анна не пришла. Все утро я пролежала, ожидая, когда она осторожно
постучится в дверь. Я думаю о чае и сухарях, и у меня текут слюни. Вне
всякого сомнения, я - не чистый дух.
78. Я стою в тапочках в пустой кухне, и голова у меня кружится после
долгой спячки. Плита холодная. Солнце мерцает в медной посуде, выстроившейся
на полках.