"Жак-Ив Кусто. В мире безмолвия" - читать интересную книгу автора

само погружение казалось ему уже чистой формальностью.
Наш буксир бросил якорь. Глубина двести сорок футов. Небо заволокло
тучами, осенний ветерок нагнал мутные волны с белыми гребешками. В воздухе
повисла промозглая сырость. Я должен был страховать Дюма и вошел в воду
первым. Меня сразу же отнесло, и я с большим трудом пробился обратно к
трапу. Настала очередь Диди. Капитан баркаса страшно волновался, видя, как
человек покидает судно в такую погоду, и суетился вокруг, всячески стараясь
помочь нам. Дюма отдал ему честь в благодарность за заботу и скрылся под
водой. Его несколько беспокоила большая тяжесть груза. Уже погрузившись, он
обнаружил, что при повороте головы влево происходит зажимание вдыхательного
шланга, и вернулся. Я отплыл, чтобы поймать брошенный в воду канат с узлами,
и чуть не захлебнулся еще до начала великого события. Дюма снова ушел под
воду.
Я посмотрел вниз: Диди погрузился и плыл с помощью рук и ног против
течения, в сторону каната. Вот он схватил его; из регулятора вырвались
пузырьки воздуха - знак выдоха. Диди немного передохнул и стал быстро
опускаться в мутную беспокойную воду, перехватываясь руками по канату.
Все еще тяжело дыша после возни на поверхности, я двинулся следом к
своему посту на глубине ста футов. Голова у меня шла кругом. Диди не
оглядывался; я видел только мелькание его рук и головы сквозь бурую воду.
Вот как он сам описывает свое рекордное погружение:
"Освещение не меняет своего цвета, как это обычно бывает при волнении
наверху. Я не могу ничего разобрать кругом: то ли близится уже закат, то ли
глаза ослабли. Я достиг узла, отмечающего глубину в сто футов. Не ощущаю
никакой слабости в теле, однако дышу тяжело. Проклятый канат висит не
отвесно, он опускается наклонно в этот желтый суп, причем под все более
острым углом. Хотя это меня и беспокоит, я чувствую себя превосходно. Мною
овладевает чувство хмельной беззаботности. В ушах гудит, во рту стало
горько. Течение покачивает меня, словно я хлебнул лишнего.
Забыты и Жак и все остальные там, наверху. Чувствую усталость в глазах.
Продолжаю спускаться, пытаюсь думать о дне подо мной и не могу. Меня клонит
ко сну, но при таком головокружении невозможно уснуть. Вокруг меня совсем
темно. Я протягиваю руку за следующим узлом, но промахиваюсь. Ловлю узел и
привязываю к этому месту свой груз.
Взлетаю вверх, словно пузырь. Освобожденный от груза, болтаюсь во все
стороны, цепляясь за канат. Но вот хмель улетучивается. Я трезв и зол от
сознания, что не достиг цели. Миную Жака и спешу дальше наверх. Мне
сообщают, что я находился под водой семь минут".
Пояс Диди был привязан на глубине двухсот десяти футов. Пристав
удостоверил этот факт. Ни один ныряльщик с автономным дыхательным аппаратом
не достигал еще такой глубины; между тем Дюма был твердо убежден, что он
спустился не ниже ста футов.
Опьянение Дюма объяснялось наркотическим действием азота. Это явление в
физиологии ныряльщиков было за несколько лет до того изучено капитаном
военно-морских сил США А. Р. Бенке. Мы в оккупированной Франции ничего не
знали о его трудах. Мы назвали это явление L'ivresse des grandes profondeurs
(опьянение или "отравление" большой глубиной).
Поначалу воздействие глубины носит характер легкого наркоза, в
результате чего ныряльщик чувствует себя богом. Если в это время
проплывающая мимо рыба разинет рот, ныряльщик способен вообразить, что она