"Дуглас Коупленд. Планета шампуня" - читать интересную книгу автора

классов, соответственно, "Нейтрины"), а эмблемой у нас был "атомный гриб",
он же украшал наши форменные куртки. Мы, ланкастерцы, как члены семьи,
привыкшие к тому, что с нами под одной крышей живет тяжелый хроник, бывали
рады щегольнуть в повседневной речи мудреными словечками из лексикона
приобщенных к высоким технологиям: изотоп, перколяция, полураспад, иодиды.
Получается как будто слова к синтезаторной немецкой музыке. Круто.
В детстве мы просыпались от страха, когда нам во сне являлись
таинственные живые мертвецы - заводские рабочие, с желтыми, как сыр, лицами
и жидкими волосенками, пучками и клочками торчавшими во все стороны на их
черепушках, - как они, сунув в рот пластинку мятной жвачки, подходят по
очереди к одному-единственному на весь завод окошку-иллюминатору и пугают
нас, меня и Дейзи, рассказами об испепеленных городах, о нестерпимо жгучих
солнцах и о всех, какие только есть в мире, рыбах, плавающих в морях кверху
брюхом.
А еще, пока мы росли, нам на уроках по мерам личной безопасности без
конца крутили черно-белые фильмы, сделанные по заказу военных, фильмы,
которые призваны были внедрить в юные умы осознание нужности и важности
нашего Завода. Фильмы эти наверняка сейчас понемногу окисляются в своих
железных банках, задвинутых в самый дальний угол фильмохранилища в
Беверли-Хиллз, приобретая ценную патину времени и спокойно дожидаясь своего
часа, когда они бодренько снова явятся в мир живущих, теперь уже в качестве
оригинального развлекательного фона, чтобы позабавить посетителей
супермодных лос-анджелесских ночных клубов.
Впрочем, все споры вокруг Завода если и ведутся, то исключительно в
прошедшем времени. Завод закрыли в начале лета, просто взяли и закрыли -
через день после того, как я улетел в Европу, - и вместе с ним канул в
небытие почти весь торговый центр "Риджкрест" и вообще практически вся
коммерческая жизнь. И неприкаянные жители Ланкастера слоняются по городу,
будто в гипнотическом сне. Неверной походкой стариков, впервые рискнувших
пройтись по улице с плейером в кармане и наушниками на голове, они ковыляют
мимо уцелевших еще фанерных перегородок торгового центра, и в глазах у них
пустота и неприкаянность. Это несчастные, которые маются синдромом
абстиненции - у них отобрали магазины и цель жизни, и все их существование
теперь сводится к тому, как и на что употребить свободное время. Хотел бы я
знать, чем теперь жители нашего городка будут заполнять свои дни. Как им
теперь быть?
Я? Я выход найду. Это я знаю твердо. У меня есть план. У меня есть брат
и сестра. Есть хороший автомобиль и целая коллекция превосходных средств по
уходу за волосами. Я знаю, чего хочу от жизни. Я мечу высоко.
Небо сегодня насыщенного электронно-синего цвета. Я стою посреди
тыквенного поля на окраине Ланкастера и пытаюсь сделать полароидный портрет
Джасмин: она сидит на стуле, который я притащил сюда из дома, - тонкие
деревянные ножки глубоко воткнулись в рыжую землю. Солнце только что село, и
у дальнего края поля маячат мистер Хо Ван и его жена, Гуэй-Ли, которым это
поле принадлежит; они чешут в затылке и не могут взять в толк, чего ради они
пустили двух шизанутых на свою территорию. Я упрашиваю Джасмин придать лицу
выражение поинтереснее.
- Давай сменим тебе имя на Фифи Ляру, Джасмин. Езжай в Лас-Вегас. Долой
убогую жизнь, стань звездой в супершоу Уэйна Ньютона.
- Да ну, Тайлер. Перестань.