"Дуглас Коупленд. Планета шампуня" - читать интересную книгу автора

- Побудь распутницей. Чокнутой. Пустись во все тяжкие.
- Тайлер, прекрати! - Хоть Джасмин и говорит "прекрати", она совсем не
против этой игры. Даже улыбается - наверно, впервые за несколько недель - и
охорашивается, поправляя чудесные длинные с проседью волосы, так что я
понимаю: можно еще немного ее расшевелить. Мои отношения с мамой, как и
вообще со всеми родственниками, напоминают отношения со старой дверью:
открыть ее невозможно, если нет нужного ключа, мало того - если не знать,
каким именно хитрым движением просунуть его в замочную скважину и как именно
при этом дернуть ручку.
- Ты же красивая женщина, Джасмин. Первый сорт. Тебе впору бегать на
свидания к загадочным смуглым красавцам.
Ее наивная доверчивость не перестает меня изумлять.
- Ты правда так думаешь?
Джасмин была и остается стопроцентной хиппи, хотя порой она бывает
такой современной, хоть куда. У Джасмин на долгие годы сохранилось простое,
как дыхание, свойство, характерное для бывших хиппи, - наивная детскость -
свойство, которое мы, ее дети, разгадали еще на раннем этапе нашей жизни.
Из-за этого ее свойства Дейзи, Марк и я всегда испытывали к Джасмин
родительские чувства, всегда были начеку, как и полагается родителям
хиппующего дитяти: привычно проверяли микроволновку, когда ждали гостей,
чтобы посмотреть вместе видик, - не припрятаны ли там комочки гашиша
(Джасмин в последний момент врывалась в кухню под сбивчивый аккомпанемент ее
шлепающих сандалий: "Ха-ха, какая я рассеянная, забыла в микроволновке мой,
э... мм... шафран"), или незаметно убирали ножи, почерневшие от гашишного
варева, подальше от глаз приглашенных к обеду гостей, - впрочем, их глаза
завороженно следили за игрой солнечного света в волосках у Джасмин под
мышками, особенно когда она наклонялась над столом с блюдами, на которых
горками высились капсулки аризонской цветочной пыльцы и разные "пловы" из
зеленых бобов. Каждому помидору, поспевавшему у нее в огороде, Джасмин
давала человеческое имя ("А сейчас у вас во рту Диана"). Как правило, для
друзей это была первая и последняя трапеза в нашем доме.
Сегодняшний фотосеанс устроен по настоянию самой Джасмин. Ей захотелось
оставить свой портрет "для будущего, для своих внуков". С тех пор как от
Джасмин ушел Дэн, она как в воду опущенная, дни напролет отупляет себя
бездумной домашней работой, спячкой и мрачным одиночеством взаперти у себя в
комнате, - она, очевидно, считает, что с ней все кончено, и единственные
микроскопические отклонения от этой унылой рутины, которые она себе
позволяет, - выйти в магазин купить темные очки да время от времени
заглянуть в отдел "Исцеление" в новоэровской[3] книжной лавке "Солнце -
воздух". Сегодняшний неожиданный прорыв в неизведанное - наш с ней
фотосеанс - можно рассматривать как добрый знак, свидетельствующий, что дело
мало-помалу пошло на поправку, а для меня это возможность лишний раз
отдаться моему любимому увлечению - фотографированию, потешить, с позволения
сказать, "творческую сторону" моей натуры.
На коленях Джасмин держит фонарь из выдолбленной тыквы с рожицей
свирепой, но улыбающейся, которую она вырезала самолично; рожица освещена
изнутри желтой свечкой, полыхающей, как урановый слиток, достигший
критического состояния. Длинные седые волосы Джасмин путаются в бахроме ее
шали, ветер играет прядями, то и дело швыряя их на веснушчатое,
ненакрашенное лицо. Косметику Джасмин не признает, зато Дейзи мажется за