"Родриго Кортес. Часовщик " - читать интересную книгу автора

на месть.
И это было чистой правдой. Арагонские законы позволяли отомстить чужаку
за нанесенный ущерб - малефиций.
- Но я же ничего не успел сделать! - задыхаясь от боли, рыдал
изувеченный португалец. - Я только смотрел! Кому я причинил вред?!
И это тоже было правдой. Да, португалец определенно посягнул на
интересы цеха, но нанес ли он вред? Ведь ни вывезти секрет, ни построить
часы с его использованием он так и не успел.
- Отец! Быстрее! - заторопил его Амир. - Убьют ведь!
Мади схватил шпагу, выскочил во двор здания суда и махнул рукой двум
крепким альгуасилам:
- За мной!
Все четверо выбежали на улицу, промчались два квартала и врезались в
гудящую, словно пчелиный рой, толпу.
- Прекратить самосуд!
- Посторонись!
- Дайте дорогу!
Горожане, узнав судью, почтительно расступались, и только баски так и
гомонили на своем варварском языке, а там, в самом центре площади, уже вился
дымок.
- Свинца ему в глотку!
Альгуасилы утроили напор и, расчищая дорогу судье, обнажили шпаги и
отбросили самых упрямых смутьянов прочь.
- В сторону, дикари! Судья идет!
- Это он?
Мади сделал последние два шага и присел. На булыжниках мостовой лежал
именно Бруно, приемный сын и весьма толковый подмастерье его
соседа-часовщика.
- Что случилось, Бруно?
Парень приоткрыл один глаз, попытался что-то сказать, но лишь выпустил
кровавый пузырь.
- Говори же! - потряс его за плечо Мади.
- Часы... - выдавил подмастерье. - Мои часы...
Ни на что большее сил у парнишки уже не было.

Поначалу Бруно хотел сказать об Иньиго, но в последний миг понял, что
это было бы неправдой. Ибо все дело заключалось в часах - единственном, что
у него было...
- Мои часы...
Подмастерье и приемный сын часовщика, Бруно был бастардом, рожденным,
судя по всему, в расположенном близ города женском монастыре. И об этом его
позоре знал каждый.
Нет, на него не показывали пальцами - сказывался авторитет приемного
отца, лучшего, пожалуй, часовщика в городе. Но вот эту мгновенно
образующуюся вокруг пустоту - в лавке, в церкви, на сходке цеха - Бруно
ощущал столько, сколько себя помнил. Его не хлопали по плечу, не приглашали
разбить руки спорящих, ему даже не смотрели в глаза.
Помог Олаф. Приехавший откуда-то с севера мастер был прозван Гугенотом
за равнодушие к службам и священникам. Он понимал, что найденный им на
детском кладбище монастыря бастард никогда не будет признан равным в среде