"Родриго Кортес. Часовщик " - читать интересную книгу автора

странно: Бруно совершенно точно знал, что у него иная судьба.
Поскольку баски кричали на своем, Бруно так и не понял ни кто его
выдал, ни что именно с ним собираются делать. А потом его привязали за ноги
к ослице, к толпе начали присоединяться горожане, и до Бруно стало доходить,
сколь трудно ему придется умирать.
- Свинца ему в глотку залить! - орали вокруг. - Чтоб неповадно было!..
И задыхающийся от боли Бруно уже не успевал прикрываться от ударов.
- Постойте! Это же Бруно! Подмастерье дяди Олафа!
Бруно с трудом приоткрыл залитые липкой кровью глаза. Но так и не
понял, кто из горожан его опознал.
- За что вы его?!
Баски разъяренно загомонили на своем варварском языке.
- За что тебя?..
Бруно сосредоточился. Это был непростой вопрос.
Собственно, все началось, когда старшина баскских купцов Иньиго решил,
что пора поднимать цену сырого железа. Для Бруно и его приемного отца Олафа
по прозвищу Гугенот это означало потерю ремесла: свои запасы железа они
израсходовали на храмовые куранты. А по новым ценам пополнить запасы
невозможно - даже если изрядно задержавший оплату курантов падре Ансельмо
наконец-то отдаст долг.
- Бруно! - прозвенело в мерцающей тьме. - Ты еще жив?! За что тебя?!
- Я убил... - прохрипел подмастерье.
Его снова одолел приступ удушья, а потому голос вышел чужой, а слова -
неразборчивыми. Он и сам бы не понял, что сказал, если бы эти слова часовым
боем не звучали в его голове шесть месяцев подряд.
И все же вовсе не подъем цен сам по себе стал причиной, по которой он
устранил Иньиго. Старшина иноземных купцов посягнул на самое святое:
филигранно выверенный ход лучших из лучших когда-либо виденных подмастерьем
часов. А даже сам Бруно - лучший часовщик во всей Божьей вселенной, а
возможно, и Некто Больший - использовал свои права на подобное вмешательство
с огромной осторожностью.

Бессменный председатель городского суда Мади аль-Мехмед изучал
показания каталонского гвардейца, похитившего молодую рабыню сеньора
Франсиско Сиснероса, когда прибежал его сын Амир, приехавший на каникулы из
Гранады студент медицинского факультета.
- Отец! Отец! Там Бруно убивают! Нашего соседа!
- Где? - не понял Мади.
- На площади!
Судья тряхнул головой.
- На центральной площади? Возле магистрата?
- Да! - выпалил Амир. - Самосуд!
Судья яростно пыхнул в бороду и вскочил. Последний самосуд произошел в
его городе сорок шесть лет назад, когда он был еще совсем юным альгуасилом.
Мастера цеха часовщиков отрубили пальцы и выжгли глаза португальцу,
вызнавшему секрет удивительной точности здешних курантов; они лгали не более
чем на четверть часа в сутки.
Мади отнял пострадавшего как раз перед тем, как тому предстояло
усечение языка, начал дознание и тут же оказался в юридическом тупике.
- Мы не преступили закона, - уперлись ремесленники. - Цех имеет право