"Джеймс Фенимор Купер. Моникины" - читать интересную книгу автора

симпатии, весь избыток переполнявших его чувств в правильное и полезное
русло, сосредоточив их в одном всепоглощающем обширном вместилище - в самом
себе. Я не приписываю моему отцу какого-либо своеобразия в этом отношении.
Как часто люди уподобляются отчаянным всадникам, которые, еще не усевшись
как следует в седло, поднимают тучу пыли и кидают коня туда и сюда, точно
всей ширины дороги им мало для их сумасбродных эволюции, а потом
направляются к своей цели прямо, как стрела из лука. Такие люди беззаветно
отдаются увлечениям в начале жизненного пути, но под конец его лучше других
научаются управлять своими чувствами и подчинять их здравому смыслу и
осторожности. Еще не достигнув двадцати пяти лет, отец уже стал самым
примерным и постоянным почитателем Плутоса, какого только можно было сыскать
в то время между Ратклифской дорогой и Бридж-стрит. Я выделяю эти места
потому, что остальная часть великой столицы, в которой он родился, как
известно, более равнодушна к деньгам.
Моему предку было всего лишь тридцать, когда его хозяин, такой же
холостяк, как и он сам, неожиданно для всех и к великому соблазну для
округи, принял в свое скромное жилище нового обитателя, ребенка женского
пола. Это бедное, маленькое, беззащитное и беспомощное существо, как и Том,
было навязано его заботам неусыпной бдительностью приходского надзора.
Немало веселых шуток по поводу такого счастливого события отпускали по
адресу преуспевавшего торговца модными товарами те из его соседей, кто
претендовал на остроумие, а за его спиной раздавалось немало и злобных
насмешек. Осведомленные люди находили больше сходства между маленькой
девочкой и всеми неженатыми мужчинами с ближайших восьми - десяти улиц, чем
между ней и почтенным человеком, на которого было возложено попечение о ней.
Я был сначала склонен признать авторитет этих зорких наблюдателей в вопросе
о моей собственной родословной: в этом случае она терялась бы во мраке,
откуда берут начало все древние роды, одним поколением раньше, чем если
допустить, что маленькая Бетси была дочкой хозяина моего прямого предка.
Однако, подумав, я решил придерживаться менее популярной, но более простой
версии, потому что она связана с передачей по наследству немалой доли нашего
имущества, а это обстоятельство само по себе сразу же придает генеалогии
достоинство и значительность.
Но каково бы ни было подлинное мнение предполагаемого отца о его праве
носить это почетное звание, он вскоре привязался к крошке так сильно, как
если бы она и в самом деле была обязана ему своим существованием. Девочку
заботливо пестовали, хорошо кормили, и она цвела здоровьем. Ей было три
года, когда она перенесла оспу и благополучно поправилась, но торговец
модными товарами заразился этой болезнью от своей любимицы и умер на исходе
десятого дня.
Это был непредвиденный и тяжкий удар для моего предка, который тогда
достиг тридцати пяти лет и был старшим приказчиком торгового заведения,
продолжавшего все разрастаться вместе с растущим безумством и суетностью
века. Когда ознакомились с завещанием владельца этого заведения, оказалось,
что мой отец, за последнее время, несомненно, существенно способствовавший
успеху дела, был назначен распорядителем лавки и всех наличных товаров, а
также единственным душеприказчиком и единственным опекуном маленькой Бетси,
которой покойный отказал всё свое имущество до последнего пенса.
Читатель, может быть, удивится, каким образом мог человек, столь долго
извлекавший выгод из слабостей людских, настолько полагаться на простого