"Джозеф Конрад. Юность" - читать интересную книгу автора

агент. У него было прыщавое лицо, неукротимая энергия и веселый нрав. Мы
снова вернулись к жизни. К нам подошло понтонное судно и забрало наш груз, а
затем мы отправились в сухой док, где с кузова содрали медную обшивку. Не
чудо, что барк протекал. Бедняга, надорвавшись под натиском шторма,
выплюнул, словно с досады, всю паклю из нижних пазов. Его снова
законопатили, заново обшили медью и сделали водонепроницаемым, как бутылка.
Мы вернулись к понтонному судну и снова погрузились.
А затем в ясную, лунную ночь все крысы покинули судно.
Они отравляли нам существование. Они грызли паруса, пожирали больше
провизии, чем вся команда, дружелюбно делили с нами ложе и опасности, а
теперь, когда судно стало пригодным к плаванию, решили удалиться. Я позвал
Мэхона полюбоваться этим зрелищем. Крысы одна за другой появлялись на
поручнях, в последний раз оглядывались через плечо и прыгали с глухим стуком
на пустое понтонное судно. Мы попробовали их сосчитать, но вскоре сбились со
счета. Мэхон сказал:
- Ну-ну! Не говорите мне теперь о разуме крыс. Им следовало оставить
нас раньше, когда мы едва не пошли ко дну. Вот вам доказательство того, как
глупы эти суеверные бредни о крысах. Они уходят с хорошего барка на старое
гнилое понтонное судно, где им, дурам, даже есть нечего!.. Вряд ли они
знают, где им не грозит опасность или где им хорошо, больше, чем мы с вами.
И, поговорив еще немного, мы пришли к единогласному заключению, что
мудрость крыс сильно переоценена и, в сущности, не превосходит мудрости
человеческой.
К тому времени история судна стала известна по всему Ламаншу от Конца
Земли до Форлендов¹ (¹Конец Земли - мыс, крайняя
западная оконечность Великобритании; Южный и Северный Форленды - два мыса на
крайнем юго-востоке Великобритании, находящиеся в тринадцати милях друг от
друга), и нам не удалось нанять матросов на южном берегу. Нам прислали всю
команду из Ливерпуля, и еще раз мы отплыли - в Бангкок.
До самых тропиков дул попутный ветер, море было спокойно, и старушка
"Джуди" тащилась под лучами солнца. Когда она делала восемь узлов, все
наверху трещало, а мы должны были привязывать к голове шапку, но большей
частью она плелась со скоростью трех миль в час. Да и чего было ждать от
нее? Она устала - эта старая "Джуди". Ее молодость прошла, как прошла
теперь и моя и ваша, - ваша, мои слушатели! А какой друг попрекнет вас
вашими годами и усталостью? Мы на нее не ворчали. Нам казалось,-- во всяком
случае, нам, жившим на корме, - будто мы родились на ней, выросли, прожили
здесь века, никогда не знали иного судна. Я не бранил ее, как не стал бы
бранить старую деревенскую церковь на родине за то, что она не похожа на
собор.
И юность моя делала меня терпеливым. Весь Восток лежал передо мной,
передо мной была вся жизнь, и опорой мне была мысль, что на этом судне я
подвергался испытанию и выдержал его. И я думал о людях прошлого, которые,
столетия назад, плыли тем же путем на кораблях не лучше нашего к стране
пальм, пряностей, желтых песков и коричневых народов, управляемых владыками
более жестокими, чем Нерон, и более великолепными, чем Соломон. Старый барк
тащился медленно, обремененный годами и тяжестью груза, а я жил жизнью юноши
-- в неведении и надежде. Он медленно тащился день за днем; свежая позолота
вспыхивала под лучами заходящего солнца, и судно, казалось, бросало в
потемневшие небеса слова, написанные на его корме: " Джуди, Лондон. Делай