"Джозеф Конрад. Юность" - читать интересную книгу автора

момент могли упасть за борт мачты. Я и два моих матроса изо всех сил
отталкивались веслами и баграми, но это занятие надоедало, так как не было
смысла мешкать здесь дольше. Мы не видели тех, что остались на борту, и
понятия не имели о причине задержки. Матросы потихоньку ругались, и мне
приходилось не только работать самому, но и понукать их, а им больше всего
хотелось растянуться на дне шлюпки и махнуть на все рукой.
Наконец я крикнул:
- Эй, вы, там, на палубе!
И кто-то свесился за борт.
- Мы готовы, - сказал я. Голова исчезла и вскоре опять появилась:
- Хорошо, сэр. Капитан говорит, что нужно удерживать шлюпки подальше
от борта.
Прошло с полчаса. Вдруг раздался оглушительный грохот, треск, звон
цепей, шипенье воды, и вылетели миллионы искр в трепещущем столбе дыма, косо
вздымавшемся над судном. Крамболы сгорели, и два раскаленных докрасна якоря
пошли ко дну, унося с собой двести саженей раскаленной цепи. Судно
содрогнулось, судорожно заколебалось пламя, и рухнула фор-брам-стеньга. Она
метнулась вниз, как огненная стрела, нырнула и тотчас же выскочила и
спокойно поплыла неподалеку от шлюпок, очень черная на светящемся море. Я
снова окликнул судно. Спустя некоторое время один из матросов сообщил мне
неожиданно бодрым, но заглушенным голосом, словно он пытался говорить с
закрытым ртом: "Сейчас идем, сэр" - и скрылся. Долгое время я ничего не
слышал, кроме рева пожара. Раздавались также какие-то свистящие звуки.
Шлюпки подпрыгивали, натягивали фалини, игриво наскакивали друг на друга,
стукались бортами или, несмотря на наши старания, все вместе дружно
ударялись о кузов судна. Терпение мое лопнуло, и, забросив трос, я
вскарабкался на корму.
Там было светло как днем. Поднявшись на корму, я ужаснулся при виде
огненной завесы, а жара показалась мне сначала невыносимой. Капитан Бирд,
подогнув ноги и подложив одну руку под голову, спал на диванных подушках,
притащенных из каюты; отблески пламени дрожали на его лице. А знаете, чем
занимались остальные? Они сидели на. палубе вокруг открытого ящика, ели хлеб
с сыром и тянули из бутылок портер.
На заднем плане огненные языки извивались над их головами, а они, как
саламандры, казалось, превосходно чувствовали себя и напоминали шайку
отчаянных пиратов. Огонь сверкал в белках их глаз и освещал белую кожу,
проглядывавшую сквозь дыры разорванных рубах. Все они словно побывали в
битве - забинтованные головы, подвязанные руки, колени, обмотанные грязными
лохмотьями, - и каждый сжимал между колен бутылку, а в руке держал кусок
сыру. Мэхон поднялся на ноги. Красивая голова, орлиный профиль, длинная
белая борода и раскупоренная бутылка в руке делали его похожим на одного из
отважных морских разбойников древности, веселившихся на кровавом пиру.
- Последняя трапеза на борту,-- торжественно объяснил он. - Мы весь
день ничего не ели, и глупо было бы бросать всю эту провизию. - Потом он
указал бутылкой на спящего шкипера. - Он сказал, что не может проглотить ни
кусочка, вот я и уложил его, - продолжал он и, заметив мои вытаращенные
глаза, прибавил: - Не знаю, известно ли вам, молодой человек, что он не
спал уже несколько суток, а в шлюпках будет не до сна.
- И никаких шлюпок не будет, если вы проваландаетесь здесь долго! - с
негодованием воскликнул я. Подойдя к шкиперу, я стал трясти его за плечо.