"Джозеф Конрад. Юность" - читать интересную книгу автора

взволнованно спросил меня:
- Где стол из кают-компании? - И этот вопрос подействовал на меня
потрясающе. Вы понимаете, я только что взлетел на воздух и весь дрожал от
этого испытания, - я не был уверен, жив ли я. Мэхон затопал на него ногами
и заорал:
- Господи помилуй! Да разве вы не видите, что верхняя палуба
взорвалась?
Ко мне вернулся голос, и я пролепетал, словно сознаваясь в каком-то
допущенном мною серьезном пренебрежении своим долгом:
- Я не знаю, где стол из кают-компании.
Это походило на нелепый сон.
Знаете, что ему затем понадобилось? Ему понадобилось обрасопить реи.
Очень спокойно, словно погруженный в размышления, он настаивал на том, чтобы
обрасопить фока-рею.
- Я не знаю, остался ли кто-нибудь в живых, - чуть не со слезами
сказал Мэхон.
- Наверно, - кротко возразил тот, - народу осталось достаточно,
чтобы обрасопить фока-рею.
Старик, оказывается, был в своей каюте и заводил хронометры, когда от
сотрясения закружился волчком. Тотчас же, - как он впоследствии
рассказывал, - ему пришло в голову, что судно на что-то наскочило, и он
выбежал в кают-компанию. Там он увидел, что стол куда-то исчез: верхняя
палуба взорвалась, и стол, конечно, провалился в кладовую. На том месте, где
мы еще сегодня утром завтракали, он увидел огромную дыру в полу. Это было в
высшей степени таинственно и поразило его ужасно, а потому все, что он
увидел и услышал, выйдя на палубу, показалось ему пустяком по сравнению с
исчезнувшим столом. И, заметьте, он тотчас же обратил внимание, что у
штурвала никого нет, и его барк изменил курс, - и первой его мыслью было
повернуть носом эту жалкую, ободранную, тлеющую скорлупу к месту ее
назначения. Бангкок!-- вот куда он стремился. Говорю вам, этот тихий,
сгорбленный, кривоногий, чуть ли не уродливый человек, благодушно не ведая о
нашем потрясении, был велик, охваченный одной идеей. Повелительным жестом он
послал нас на нос, а сам встал у штурвала.
Да, вот что мы сделали прежде всего - обрасопили реи на этой
развалине! Убитых не оказалось, не было даже тяжело раненных, но все более
или менее пострадали. Нужно было их видеть! Иные в лохмотьях, с черными
лицами, как у угольщиков, как у трубочистов, с круглыми головами, которые
казались остриженными под гребенку, но на самом деле были опалены до самой
кожи. Другие, из нижней вахты, проснулись, когда их выбросило из рухнувших
коек, и теперь все время дрожали и продолжали стонать даже за работой. Но
работали все. Эти парни из Ливерпуля были хорошей закваски, - я в этом
убедился на опыте. Ее дает море - необъятный простор и одиночество,
облекающее темную, стойкую душу. Да! Мы спотыкались, ползли, падали,
обдирали кожу с колен - и натягивали снасти. Мачты держались, но мы не
знали, сильно ли они обгорели там, внизу. Ветра почти не было, но длинные
валы набегали с запада и раскачивали судно. Мачты могли рухнуть с минуты на
минуту. Мы с опаской на них поглядывали. Нельзя было предвидеть, в какую
сторону они упадут.
Затем мы отступили на корму и огляделись вокруг. Палуба была завалена
досками, стоявшими на ребре, досками, торчащими стоймя, щепками, кусками