"Джозеф Конрад. Черный штурман" - читать интересную книгу автора

любого человека в чем угодно и носиться с этим вздором, размышлять над ним,
прикидывать в уме так и этак, испытывая горестное, жалкое недоумение. В
конце концов он приходил к самым подлым выводам и избирал самую подлую линию
поведения: в этом отношении у него был природный дар.
Бантер сообщил мне также, что это гнусное существо облазило на своих
кривых ножках весь пароход, не отпуская его от себя, чтобы жаловаться ему и
хныкать о всяких пустяках. Ползал по палубам, словно мерзкое насекомое,
словно таракан, но менее проворно.
Так выражал свое величайшее отвращение всегда сдержанный Бантер. Затем
он продолжал с присущей ему величавой рассудительностью, которой
насупленные, черные, как смоль, брови придавали зловещий оттенок:
- К тому же он ненормален. Попытался было стать общительным и не нашел
ничего лучше, как сделать большие глаза и спросить, верю ли я в "общение с
потусторонним миром". Общение с... Сначала я даже не понял о чем он говорит.
Я не знал, что ему ответить. "Это очень серьезный вопрос, мистер Бантер, --
говорит он. - Я посвятил много времени его изучению".
Если бы Джонс жил на суше или хотя бы в промежутке между двумя
плаваниями ему мог представиться благоприятный случай, он, несомненно, стал
бы жертвой шарлатанов-медиумов. Но, к счастью для него, когда он бывал в
Англии, он жил где-то далеко, в Лейтонстоне, с сестрой, старой девой --
сварливым страшилищем, на десять лет старше и в два раза крупнее его самого,
-- перед которой он трепетал. Говорили, будто она всячески его притесняла, а
что касается его склонности к спиритизму; то на этот счет у нее была своя
точка зрения.
Эта склонность казалась ей просто чертовщиной. Рассказывали, будто
однажды она заявила, что "с божьей помощью не допустит, чтобы этот дурак
предался дьяволу". Несомненно, у Джонса была тайная и тщеславная надежда
вступить в личное общение с духами умерших - если бы только ему разрешила
сестра. Но она была неумолима. Мне говорили, что, находясь в Лондоне, он
должен был отчитываться перед ней в каждом пенни из тех денег, которые брал
по утрам, и давать отчет о каждом часе, проведенном по своему усмотрению. А
чековая книжка хранилась у нее.
Бантер (в юности он был сорванцом, но имел хорошие связи, у него были
знатные предки и даже фамильный склеп в каком-то графстве), Бантер был
возмущен, вспомнив, быть может, своих покойников. Выделяясь на лице,
заросшем черной бородой, его стальные глаза сверкали бешенством. Он поразил
меня - столько темной страсти таилось в его спокойном презрении.
- Каков наглец! Общение с... Жалкое, гнусное ничтожество! Ведь это
было бы дерзкой навязчивостью. Он хочет вступить в общение?! Что это такое?
Новый вид снобизма, или еще что-нибудь?
Я расхохотался, услыхав такое оригинальное мнение о спиритизме - или
как там называется это повальное увлечение. Даже Бантер снизошел до улыбки.
Но это была строгая, быстро промелькнувшая улыбка. От человека в его, можно
сказать, трагическом положении нельзя ожидать... Он был не на шутку
встревожен. Готов к тому, что во время плавания ему придется мириться с
любыми гнусными фокусами. Очутившись во власти такого типа, как Джонс,
нечего рассчитывать на бережное отношение. Беда остается бедой, и ничего с
этим не поделаешь. Но мысль о том, что до самой Калькутты и на обратном пути
тебя будут изводить убогими, унылыми, глупыми, в стиле Джонса, сказками о
привидениях, была невыносима. Если смотреть на дело с этой точки зрения,