"Джозеф Конрад. Теневая черта (Повесть. Перевод А.Полоцкой) " - читать интересную книгу автора

своим движением подбадривал окружающих. Проходя мимо меня, он
успокоительным тоном заметил, что показываются звезды. Так оно и было.
Ветер омывал закопченное небо, пробивался сквозь вялое молчание моря.
Ограда ужасной- неподвижности, окружавшая нас столько дней, словно мы
были прокляты, была сломана.
Я чувствовал это. Я опустился на комингс светового люка. Легкая белая
полоска пены, тонкая, очень тонкая, появилась у борта. Первая с
незапамятных - с незапамятных! - времен. Я мог бы ликовать, если бы не
чувство вины, втайне не покидавшее меня ни на минуту.
Рэнсом остановился передо мной.
- Что с мистером Бернсом? - тревожно спросил я. - Все еще без сознания?
- Да, сэр... странно. - Рэнсом был, очевидно, в недоумении. - Он не
сказал ни слова, и глаза у него закрыты. Но, по-моему, это больше похоже
на крепкий сон.
Я принял такую точку зрения, как наименее неприятную или по крайней
мере наименее хлопотную. В обмороке или в глубоком сне, мистера Бернса
приходилось пока предоставить самому себе. Рэнсом вдруг сказал:
- Я думаю, вам нужно пальто, сэр.
- Я тоже так думаю, - вздохнул я.
Но я не пошевельнулся. Что мне было нужно, так это новые руки и ноги.
Мои были совершенно бесполезны, окончательно изношены. Они даже не болели.
Но я всетаки встал, чтобы надеть пальто, когда Рэнсом принес его мне. А
когда он предложил "взять Гэмбрила на бак", я сказал:
- Отлично. Я помогу вам спустить его на главную палубу.
Оказалось, что я в состоянии помочь. Мы вдвоем приподняли Гэмбрила. Он
пытался держаться мужественно, но все время жалобно спрашивал:
- Вы не уроните меня, когда дойдем до трапа? Вы не уроните меня, когда
дойдем до трапа?
Ветер крепчал и дул ровно, ровно, все в попутную сторону. На рассвете,
без конца перекладывая руль, мы добились того, что фока-реи сами встали
прямо (вода оставалась все такой же гладкой), а затем мы стали крепить. Из
четырех человек, бывших со мной ночью, я видел теперь только двоих. Я не
спрашивал об остальных. Они свалились. Я надеялся, что только на время.
Наша работа на баке заняла несколько часов: двое матросов, бывших со
мной, двигались так медленно и должны были так часто отдыхать. Один из них
заметил, что "каждая проклятая вещь на судне весит в сто раз больше, чем
ей полагается". Это была единственная жалоба, произнесенная вслух. Не
знаю, что бы мы делали без Рэнсома. Он работал с нами, тоже молча, с
застывшей на губах легкой улыбкой. Время от времени я бормотал ему:
"Держитесь, Рэнсом!", "Полегче, Рэнсом!" - и получал в ответ быстрый
взгляд.
Когда мы сделали все, что могли, он исчез в свой камбуз. Немного
погодя, обходя судно, я заметил его в открытую дверь. Он сидел на ящике
перед печью, прислонившись головой к переборке. Глаза его были закрыты,
ловкие руки придерживали расстегнутую тонкую бумажную рубашку, трагически
обнажавшую могучую грудь, тяжело вздымавшуюся в мучительных вздохах.
Он не слышал моих шагов.
Я тихонько отошел и отправился прямо на ют сменить Френчи, который
казался теперь совсем больным.
Он доложил мне курс по всем правилам и попытался отойти бодрым шагом,