"Дункан Мак-Грегор. Битва Бессмертных ("Конан") " - читать интересную книгу автора

заслугах.
Сам он, правда, предпочел бы вернуться в войско, где некогда служил в
небольшом чине сайгада, но - снова увы: бледная поганка Гухул в ответ на
нижайшую просьбу старого солдата фыркнул и заявил, что в казарме мест нет,
чему свидетелем является не кто иной, как Эрлик. Почему-то более его отказа
Кумбара возмутило то обстоятельство, что коварный цирюльник приплел к своим
гнусностям Эрлика, у коего и без того хватало дел, хотя сказать об этом не
посмел, а ограничился робким плевком на серебряную вязь двери приемного
зала...
...Наконец, когда солнце уже наполовину осело за полосу горизонта,
старый солдат очнулся, прогнал прочь невеселые воспоминания, потом задернул
тяжелую темно-красную занавесь, отчего роскошные покои его погрузились в
сплошной полумрак, и всем массивным телом своим развернулся к собеседнику.
- Вот так и вышло, Конан, что я... Хей, парень, никак ты спишь?
Он действительно спал, разметав по вытертому бархату кресла длинные
волосы цвета воронова крыла, вытянув ножищи в добротных армейских сапогах и
свесив до пола тяжелые мускулистые руки, загорелые до черноты под палящим
солнцем Пунта. За восемь лет киммериец мало изменился - та же уверенность в
движениях и жестах, та же суровость рубленых черт лица - разве что шрамов
поприбавилось, да в густой синеве глаз сквозило странное нечто, доселе
Кумбару незнакомое. Впрочем, судя по дворцовой швали, в глазах коей вообще
не наблюдалось никаких чувств, кроме чувства голода, то было присущее всем
странникам живое знание ("... если ты не уверен, что это белое - обложи его
черным..." - так говорилось в "Бламантине"). Но в чем заключалось сие
знание, старый солдат еще не выяснил, ибо с самого момента нынешней встречи
и до сих пор болтал без умолку, описывая свои несчастья, а гость его лишь
слушал и пил вино, мешая белое аргосское с красным туранским...
В досаде Кумбар хватил себя кулаком в грудь, да так сильно, что чуть
было не вывалился в окно. Дурень! Истинно выживший из ума дурень! За добрую
половину дня не удосужился спросить друга, где и как прошли для него эти
восемь лет!
Красная физиономия его налилась кровью до цвета розы с любимого куста
императора, а крошечные тусклые глазки гневно блеснули. "Дурень! - шепотом
повторил он, опять ударяя себя в грудь, но на сей раз осторожнее. - Истинно
дурень!" Горестно нахмурившись, он вновь обратил взор на улицу, на птиц, что
порхали в потемневших небесах, на грязно-желтый диск луны, сиротливо
повисший между серых облаков, и тут вдруг вспомнил, что в запасе у него
осталась по крайней мере дюжина бутылей аргосского и пара туранского, а
вспомнив - развеселился, как ребенок.
Да, к счастью, нервы старого солдата, закаленного в боях и интригах,
были крепки - мгновением позже приступ раскаяния прошел без следа. Живо
подскочив к потайному шкафчику, вделанному в стену за тахтой, Кумбар отворил
дверцу и выудил из черного пыльного чрева пузатую бутыль матового стекла. С
искренней любовью всмотрелся он в ярко-красную муть, в коей плавали блики
того жалкого лунного луча, что попадал в окно: вот где правда жизни и смысл
ее! Надо только вытащить пробку, чтобы познать высокое назначение сущего в
мире сем! Черные глазки Кумбара наполнились слезами восторга; он нежно
прижал к своей могучей, поросшей слоями жира груди прохладный сосуд,
погладил его по крутому боку, поцеловал узкое горлышко.
- Конан, проснись! - воззвал он, готовый поделиться радостью с