"Д.Мак-Грегор. Чужая клятва ("Конан")" - читать интересную книгу автора

слова и старательно протягивая последний слог каждой строки, и чем громче он
кричал, тем больше нравилось ему собственное исполнение. Но когда так же
пели другие, а он еще не успел вступить, девственный слух его страдал
невыносимо. Благодарственную оэду Птеору варвар знал отлично и помнил, что
поют ее высоко и торжественно, и сердце сладко замирает при первых же звуках
волшебной мелодии. А от самозабвенных воплей шемита и его подпевал он
чувствовал лишь зуд и звон в ушах, да еще острое желание заткнуть чем-нибудь
их пасти, вот хотя бы бараниной - но вряд ли идею эту поддержал бы хозяин, и
негоже за два дня грабить его столь бессовестно. Сколько сундуков и сколько
кошельков обчистил Конан в свое время в Шадизаре - не счесть, но никогда он
не брал последнего, а у здешнего хозяина, кажется, все запасы уже подошли к
концу, судя по кислой его физиономии да по дюжине бутылей прекрасного вина
на столе. А посему киммериец решил потерпеть те жуткие стоны, издаваемые
набравшимися по самую макушку постояльцами, и выпить немного - а может, и
много, на все воля Митры - туранского красного, закусить хлебом и луком, и
пойти проведать Мангельду.
Эта девочка не выходила у него из головы и на миг. Привыкший к тому,
что всякая женщина, будь она красива или умна, или и красива и умна, рано
или поздно дарила ему свою любовь - навсегда ли, на одну ночь ли, не имело
значения, - Конан даже в мыслях не допускал что-либо подобное в отношении к
Мангельде. Чистота ее внешняя и внутренняя определила поведение варвара с
первых же мгновений знакомства; сейчас, рассчитывая в уме путь отсюда до
моря Запада, он думал только о том, как уберечь ее от Гориллы Грина в
ближайшее время и впоследствии, ибо как велика степень его коварства -
трудно было предугадать. Но Конан, коему приходилось уже в жизни своей
сталкиваться с существами иного мира, темного и странного, совершенно точно
знал, что Гринсвельд наверняка "ведет" Мангельду с самого начала ее долгого
путешествия - недаром не вернулись назад те, кто ходил за маттенсаи до нее,
недаром упоминала она о его демонической сущности. В этих тварях нет ни
беспечности, ни жалости, и надо собрать все умение, все силы для того, чтобы
защитить девочку - будь она хоть трижды антархом - от такого монстра.
Варвар, знакомый со знаниями и возможностями друидов, обитавших на пиктских
землях и бывших, по сути, молочными братьями антархов, возлагал немалые
надежды на Мангельду - безусловно, она могла противостоять Гринсвельду,
но...
Что бы она ни говорила, Конан отлично понимал, что и ее сила не
беспредельна, да и кто знал, каково могущество твари, сумевшей похитить
прямо из-под носа у антархов их священную ветвь маттенсаи. Обдумав все это,
киммериец пришел к выводу, что полагаться стоит - как и во всех прочих
ситуациях - только на себя самого. Он поставил себе цель: сопроводить
Мангельду к Желтому острову, помочь ей справиться с монстром и довести ее
обратно, до Ландхааггена. А потом уже можно будет с чистым сердцем следовать
в Султанапур, которому, увы, придется немного подождать Конана-варвара.
В задумчивости поглощая кружку за кружкой, киммериец не замечал
настойчивых призывов Иавы присоединиться к их общему бодрому пению, не
заметил он и того, как мысли в голове его начали путаться, а бутыль перед
носом превратилась в Гориллу Грина и грозила ему толстым кривым пальцем,
бормоча оскорбительные ругательства. Презрительно хмыкнув, Конан ответил
Гринсвельду отборными проклятьями и вскоре, грозно уставившись в темное
нутро бутыли, вовсю бранился с ним, то угрожая, а то уговаривая плюнуть на