"Д.Мак-Грегор. Чужая клятва ("Конан")" - читать интересную книгу автора

самого начала, дремала в ней и никак не могла пробудиться, задавленная более
мощной чувственной волной тоски, тяжести долга и боязни поражения.
Но Мангельда пыталась освободиться не тем способом, какой был бы
действен в этой ситуации: потеряв близких, заполнив всю себя клятвой, пройдя
огромное расстояние пешком, одна, она невероятно устала, а потому боролась
именно с усталостью, хотя ни сон, ни беседа уже не помогали ей. И все же
какое-то тревожное колебание вокруг себя она уловила уже давно. Открыв
незаметно для других внешнюю оболочку сначала одного, потом второго
постояльца, а потом и остальных и не найдя в них ничего, лично для нее
опасного, Мангельда немного успокоилась. И только ударившись о невидимый и
совершенно непробиваемый панцирь Конана, она заволновалась, потеряв при этом
большую половину оставшейся в ней жизни; но затем поняла, что закрытость
молодого варвара объяснялась не принадлежностью его к чуждому и враждебному
ей миру, а исключительно могучей силой его, истоки которой она ощутила в
самом далеком прошлом. То есть с его стороны она могла ждать только помощи,
более того: только от него и могла она ждать помощи. Сила этого киммерийца,
от самого сотворения земли пополнявшаяся опытом поколений, не обретенная, но
впитанная им, его сущностью так же, как и ею были впитаны тайные знания
антархов - с момента зачатия, делала его незаменимым помощником, а может
быть, и ведущим. Сейчас, когда Мангельда ослабла так, что и без постороннего
враждебного вмешательства вряд ли достигла бы даже моря Запада, спутник был
ей необходим. Осознав это, она поведала Конану историю Ландхааггена и
племени антархов; доверившись ему, она облегченно вздохнула, хотя и не была
убеждена в том, что поступила правильно - не потому, что сомнения в этом
парне одолевали ее - если Мангельда принимала решение, она не меняла его под
воздействием лишь мимолетных колебаний, но потому, что не привыкла
взваливать свою ношу на чужие плечи. Впрочем, иного выхода у нее не было.
- Зачем Гринсвельду маттенсаи? - повторил вопрос Конан, но ответа так и
не получил. Мангельда крепко спала - толстое покрывало прятало под собою ее
худенькое детское тельце, и только тонкая, прозрачно бледная рука безвольно
свешивалась к полу. Варвар осторожно коснулся расслабленных пальцев ее, тут
же ощутив с жалостью и удивлением их слабость, и вышел из комнаты, плотно
прикрыв дверь.
А внизу Иава уже орал во все горло благодарственную оэду Птеору,
обнявшись с сайгадом и щуплым, кои, кажется, за это время нашли наконец
общий язык; бородач путано рассказывал что-то душевнобольному, но тот не
слушал - с восхищением глядя на шемита, он тоненько подвывал его
разухабистой песне, сбивая ритм, и плакал. Хозяин, сумрачно наблюдавший из
дальнего угла это гулянье, загибал пальцы, явно подсчитывая убытки, и Конана
встретил жалкой кривоватой улыбкой - от этого гостя следовало ожидать
беспокойства больше, нежели от всей компании.
Под приветственные вопли гуляк киммериец уселся за стол, и был приятно
удивлен, обнаружив, что пьют они не пиво, а вино, причем вино хорошее -
туранское красное, славящееся неповторимым ароматом и исключительной
крепостью. Опрокинув первую кружку в свою действительно бездонную глотку,
варвар с мрачной усмешкой оглядел постояльцев. Иава заразил-таки песней
остальных, и теперь, обнявшись, пели все, понятия не имея, кто такой Птеор,
но зато раскачиваясь то влево, то вправо не жалея сил, так резво, что сей
шемитский бог непременно должен был быть удовлетворен.
Конан не имел слуха и все песни обычно исполнял одинаково - выкрикивая