"Майкл Мэнсон. Корабль За Облаками ("Конан")" - читать интересную книгу автора

походила на чайку. В сумерках Конан разглядеть ее не мог, как и дотянуться
до нее своим кинжалом. Орел, равнодушно подумал он: морской орел, чье мясо
провоняло тухлой рыбой. Даже чайка была бы более соблазнительной добычей.
Прибрежные скалы тем временем начали понижаться, и морские волны уже не
бились с грохотом о каменные башни и стены, а я мягким шорохом набегали на
песок. Конан спустился к самой воде, но кроме водорослей не нашел ничего. С
этим можно повременить, решил он; желудок его был пуст, но голод еще не
настолько терзал киммерийца, чтоб жевать неаппетитные буро-зеленые стебли.
Впрочем, еду с успехом заменял сон; к тому же, во сне Конан мог запустить
зубы в те самые копченые окорока да баранье жаркое, о которых он размышлял
по дороге.
Выбрав место посуше, он лег на спину и закрыл глаза. Последнее, что
привиделось ему - та самая птица, большой орел, что парил под облаками на
широких распростертых крыльях. Конану показалось, будто орел начал
снижаться, - видно, заметил подходящую рыбину или решил закогтить одну из
чаек.
Может, то не орел, а ворон? - мелькнуло у Конана в голове. Ворон, птица
Крома, был бы добрым знаком...
На море и пустынный берег спустились сумерки, и он уснул.

* * *

Под утро какое-то тревожное чувство пробудило его.
Еще пребывая в полусне, Конан ощутил скользнувшие по лицу световые
блики и легкий ветерок, холодивший кожу. Тучи рассеялись, и взошла луна,
лениво подумал он в дремотном забытьи. Но свет был слишком ярок, а ветер
усиливался с каждым мгновением, и это настораживало. Быть может, не
Конана-человека, воина пресветлого Илдиза, а того зверя-варвара,
недоверчивого и чуткого, что обретался в его душе под тонким слоем опыта и
привычек, полученных в странах юга, где жизнь была не столь суровой, как в
Киммерии. И, невольно повинуясь дикой своей природе, Конан спал на спине,
готовый в любой момент вскочить и ринуться в схватку, а рукоять обнаженного
кинжала торчала в песке у правого его бедра.
Пальцы его сомкнулись на витом серебряном эфесе, веки дрогнули и чуть
приподнялись. Свет, ударивший ему в глаза, не был ни призрачным сиянием
луны, ни лучами восходящего солнца; над ним, раздуваемые ветром, метались
факельные пламена, трепетал огонь, разожженный руками человека, и слышались
человеческие голоса. Что-то темное, гигантское, спускалось к нему с небес,
заслоняя облачную пелену, в разрывах которой просвечивали редкие
предрассветные звезды.
Конан вскочил, вскинул клинок над головой, стремительной тенью метнулся
к прибрежным утесам, но было поздно. Прочная сеть накрыла киммерийца,
жесткий ее край ударил под колени, и он упал. Но не в песок! Сеть мгновенно
стянулась, и теперь он беспомощно барахтался в воздухе, пытаясь рассечь
прочные веревки кинжалом. Это почти удалось ему; каждый удар клинка расширял
щель, и если б он мог нанести их еще два или три раза, то выскользнул бы из
пут.
Но те, неведомые, с факелами, были опытны и предусмотрительны. Сеть
поднимали быстрей, чем Конан орудовал кинжалом, огонь слепил ему глаза, и
гортанные голоса в вышине становились все громче и громче. Потом что-то