"Леонард Коэн. Любимая игра " - читать интересную книгу автора

Стены походили на громадный прогнивший швейцарский сыр на марше.
На возвышении эстрады за тяжелыми красно-белыми пюпитрами сидел оркестр
с лоснящимися волосами и выдувал стандартные аранжировки.


Лишь одно есть место для меня
Подле тебя
Будто в раю я
Подле тебя{ (}{30)}


холодно разносилось над редкими танцующими. Бривман и Кранц слишком рано
явились. Надежд на волшебство -- негусто.
-- Неправильный танцзал, Бривман.
К десяти часам площадка была битком набита расфуфыренными парами и с
балкона было видно, что вибрирующая музыка будто напрямую подпитывает их
покачивание и потряхивание, и они окутывают ее, словно амортизаторы. Бас,
фортепиано и ровный ритм щеток почти беззвучно входили в их тела, и те в
движении сохраняли музыку.
Лишь откинувшийся назад трубач, выгнувшись от микрофона и устремив трубу
к крутящемуся зеркальному шару, мог издать в дымном воздухе долгий резкий
вопль, что кольцами спасательной веревки змеился над скачущими фигурами.
Вопль исчезал, как только возобновлялся припев.
-- Правильный танцзал, Кранц.
В те дни беспокойного рысканья они пренебрегли множеством общественных
демонстраций, но "Золотым дворцом" не пренебрегали. Он был слишком велик.
Ничего несерьезного не было в тысяче людей, совершенно погруженных в ритуал
флирта, а колеблющиеся осколки отраженного света мчатся по их неподвижным
зажмуренным лицам -- янтарный, зеленый, фиолетовый. Они не ничего не могли
поделать -- их впечатляло, очаровывало это обузданное насилие и
произвольность системы.
Зачем они танцуют под музыку, удивлялся Бривман с балкона, зачем
подчиняются ее диктату?
В начале мелодии они располагались на полу, подчинялись темпу, быстрому
или медленному, и когда мелодия заканчивалась, вновь распадались в путаницу,
словно батальон, разбросанный фугасом.
-- Что заставляет их слушать, Кранц? Почему они не разнесут эстраду
вдребезги?
-- Давай спустимся и найдем каких-нибудь женщин.
-- Сейчас.
-- Куда ты пялишься?
-- Планирую катастрофу.
Они в молчании наблюдали за танцующими и слышали беседу родителей.
Танцевали католики, франкоканадцы, антисемиты, антиангличане,
агрессивные. Они рассказывали священнику все, Церковь их пугала, они
опускались на колени в пахнущих воском заплесневелых храмах, увешанных
брошенными грязными костылями и гипсовыми корсетами. Все до единого работали
на еврейского фабриканта, ненавидели его и ждали отмщения. С плохими зубами,
потому что жили на "пепси" и шоколадных пирожных Мэй Уэст{ (31)}. Девушки --
горничные или фабричная обслуга. Слишком яркие платья, сквозь тонкую ткань