"Элизабет Чедвик. Сокровища короля " - читать интересную книгу автора

научиться смирять свой гнев и подчиняться уставу.
Под строгим взглядом настоятельницы Мириэл потупила взор, уставившись
на красивую плитку, которой был выложен пол. Требовать объяснений было
неразумно. За пять месяцев пребывания в монастыре она отлично усвоила, что
любые вопросы относительно справедливости уставных правил неминуемо караются
наложением суровой епитимьи. Провинившихся монахинь сажали на хлеб и воду
под надзором сестры Юфимии, которая с удовольствием способствовала
умерщвлению чужой плоти, хотя сама была женщина на редкость упитанная -
видимо, ее ни разу в жизни не наказывали.
- Да, матушка Хиллари, - буркнула Мириэл с непочтительностью в голосе.
- Тебе жилось бы гораздо легче, если ты хотя бы попыталась соблюдать
установленный порядок. - Монахиня подалась вперед, интонацией и
телодвижением подчеркивая свои слова. Матери настоятельнице скоро
исполнялось семьдесят лет, но ее голубые глаза не утратили ясности и
проницательности. - Ты пришла к нам весной, Мириэл, и мы приняли тебя с
распростертыми объятиями. Сейчас осень, а ты ничуть не изменилась. Ерзаешь
на богослужениях, когда все твои помыслы должны быть обращены к Господу,
кричишь в обители, своей мирской суетностью нарушаешь покой других монахинь.
Ты каждый раз утверждаешь, что "не хотела", что стараешься стать лучше, но я
не вижу плодов твоих усилий.
Мириэл разглядывала рисунок на керамической плитке. На ней была
изображена красно-белая геральдическая эмблема графов Линкольнских. Девушке
проще было смотреть на плитку, чем в пытливые глаза матери Хиллари, ибо она
знала, что опять не оправдала надежд своей покровительницы.
Мириэл любила и уважала мать настоятельницу, несмотря на всю свою
ненависть к монашеской жизни. Мать Хиллари была строга, но справедлива, за
ее суровой внешностью скрывалось доброе сердце. Если бы у всех монахинь был
такой характер, Мириэл была бы сговорчивей, но алчные свиньи вроде сестры
Юфимии лишь разжигали в ней дух противоречия. Мириэл всегда покидала покои
настоятельницы с твердым намерением быть выше мелочных придирок, но Юфимия
своей назойливостью выводила ее из терпения за несколько дней.
- Что же, дочь моя, разве тебе нечего сказать? Мириэл продолжала
молчать. Как раз сказать-то ей было что, пожалуй, даже больше, чем
следовало, но из-за кипящего в ней негодования она не находила нужных слов.
Мать Хиллари опять вздохнула:
- И что мне делать с тобой, дитя мое? Если ты не способна прижиться у
нас, значит, тебе придется покинуть обитель. Да, ты пришла к нам не по своей
воле, но я надеялась, что со временем монашество станет твоим призванием.
При слове "покинуть" Мириэл подняла голову, и ее карие глаза на
мгновение вспыхнули.
Реакция девушки не укрылась от внимания настоятельницы. Поджав губы,
она покачала головой.
- Я знаю свой долг перед Господом и не намерена так скоро отказываться
от тебя без борьбы. Твои родные доверили мне твою судьбу, и я обязана
постараться сделать все, что могу, на благо всех заинтересованных лиц.
Ее родные передали матери настоятельнице немалую сумму серебра в
качестве ее приданого Господу, цинично подумала Мириэл. От столь лакомого
куска монастырь так просто не может отказаться. Мать Хиллари, при всей ее
требовательности и справедливости, деловая женщина.
- Тогда заберите меня от сестры Юфимии, - сказала Мириэл. - Мы друг для