"Михаил Чулаки. Вечный хлеб" - читать интересную книгу автора

экзотической породе; Вячеслав Иванович по этому случаю даже приостановился
на бегу - что с ним случалось за все время раза два-три, не больше, - и
спросил: "У вас ризеншнауцер?"- и, получив подтверждение, гордый побежал
дальше. Уже много позже обнаружилась докторская степень хозяина. Вообще
Вячеслав Иванович очень уважал знания и, не имея систематического
образования, накопил массу всевозможных фактов, которыми при удобном случае
спешил блеснуть, - вот и с ризеншнауцером получилось удачно. Или, например,
он знал, что король Франции Людовик Пятнадцатый, хотя королевствовал
непосредственно после Четырнадцатого, - не сын его и даже не внук, а
правнук, - многим ли это известно, хотя бы и тем, кто с самым высшим
образованием?..

Ну вот и десять с половиной кругов! Формально - половина дистанции, а
по ощущению - две трети. Вторая половина почему-то пробегается всегда
гораздо легче, такое ощущение, что первая половина - в гору, а вторая- с
горы. Белье пропиталось потом, намокло, и пробивающийся сквозь свитер и
тренировочный костюм ветер приятно холодит. Навстречу стали попадаться
бегуны (они почему-то появляются позже собачников)- тоже все лица знакомые.
На всех стадионах принято бегать против часовой стрелки, такого же
направления придерживаются и бегуны в Михайловском саду - все, кроме
Вячеслава Ивановича. Он почему-то с первого своего забега держится часовой
стрелки и потому бежит навстречу всем остальным, так что, встречаясь с
некоторыми уже много лет почти каждый день (с абсолютной регулярностью,
кроме Вячеслава Ивановича, не бегает никто), кроме "Здравствуйте!" или "С
добрым утром!" - что часто звучит как сдобным утром, - сказать ничего не
успевает: ведь встречные скорости суммируются, и встречи с бегунами вдвое
короче, чем с собачниками; даже не знает, как большинство из бегунов зовут.

А бежалось сегодня хорошо, легко! Ноги не вязли в рыхлом снегу и не
скользили по льду - то и то довольно часто случается зимой. Прохладный
воздух словно бы омывал легкие, доставляя радостные ощущения свежести,
молодости, здоровья. Наступил момент, когда нагрузка уже достаточно велика,
но еще не чрезмерна, когда каждая мышца работает с охотой, - момент, который
физиологи (Вячеслав Иванович для усовершенствования в своей профессии
интересовался и физиологией, брал толстенную книгу у своего друга Альгиса -
массажиста и тоже сверхмарафонца) удачно называли мышечной радостью.
Бежалось легко, и Вячеслав Иванович с удовольствием смотрел по сторонам:
ведь пробегал он мимо освещенного прожекторами садового фасада Русского
музея, мимо стоящего в лесах и потому видящегося чуть размытым силуэтом
Спаса-на-крови, мимо павильона Росси и завершал круг напротив Михайловского
замка - сплошные шедевры! И он имеет счастье каждый день здесь бегать! А
ведь в сорок четвертом году, когда возвращали из эвакуации детские дома, его
сначала не хотели включать в список. Потому что был приказ: возвращать
только тех, у кого живы в Ленинграде хоть какие-нибудь родственники. Все
годы там, на Кубани, они помнили, что они - ленинградцы, носили это звание,
как орден, - и вдруг не возвращаться?! На всю жизнь спасибо Борису
Федоровичу Семенову, который тогда ведал всеми ленинградскими детдомами на
Кубани: почему-то он полюбил Славу Суворова (первый взрослый, к которому и
Слава испытал то не требующее никаких объяснений чувство, которое более
счастливые дети обращают на родителей) - и включил в список. Где бы сейчас