"Корней Чуковский. Мой Уитмен" - читать интересную книгу автора

создавала Америка.
В другом месте этот же Руфус Гризуолд назвал книгу Уитмена "кучей
навоза" и требовал, чтобы власти запретили ее**.
** The New York Criterion, 1855, November, 10. Цитирую по книге Henry
Seidel Canby, New York, 1943.
То и дело почтальоны приносили Уолту Уитмену новые экземпляры его
книжки: это те, кому он посылал ее в дар, с негодованием возвращали ее.
Знаменитый поэт Джон Уитьер (Whittier) бросил ее в огонь.
И вдруг пришло письмо от самого Эмерсона, наиболее авторитетного из
всех американских писателей, пользующегося огромным моральным влиянием на
читательские массы страны. Так как Эмерсон жил в ту пору в деревушке Конкорд
(неподалеку от Бостона), принято было называть его "Конкордский мудрец".
Каждая его статья, каждая публичная лекция были событиями американской
общественной жизни, и потому можно себе представить, как взволновался Уолт
Уитмен, когда получил от него такое письмо:
"Только слепой не увидит, какой драгоценный подарок ваши "Листья
травы". Мудростью и талантом они выше и самобытнее всего, что доселе
создавала Америка. Я счастлив, что читаю эту книгу, ибо великая сила всегда
доставляет нам счастье" и т. д.
Восторг Эмерсона объясняется главным образом тем, что Эмерсон увидел в
книге Уитмена свои собственные идеи и чувства, к которым, как ему
показалось, Уолт Уитмен, "человек из народа", пришел самостоятельным путем.
Получив это горячее письмо, Уитмен удалился на восточный берег своего
Долгого острова и там в уединении провел все лето, создавая новые стихи для
нового издания "Листьев травы". Впоследствии он называл это лето
"счастливейшим периодом своей жизни". Осенью он опять появился в Нью-Йорке
и, убедившись, что его обруганная критиками книга остается нераспроданной на
книжных прилавках, решил принять отчаянные меры, чтобы привлечь к ней
внимание читателей. В Нью-Йорке и в Бруклине у него, как у старого
журналиста, были дружеские связи в нескольких газетных редакциях, и он
своеобразно воспользовался этими связями: написал хвалебные заметки о себе и
о собственной книге и попросил напечатать их под видом рецензий.
Вот одна из этих саморекламных статеек, написанная им для "Ежедневного
бруклинского Таймса": "Чистейшая американская кровь, - здоров, как бык, -
отличного телосложения, - на всем теле ни пятнышка, - ни разу не страдал
головной болью или несварением желудка, - аппетит превосходный, - рост шесть
футов, - никогда не принимал никакого лекарства, - пьет одну только воду. -
любит плавать в заливе, в реке или в море, - шея открытая, - ворот рубахи
широкий и гладкий, - лицо загорелое, красное, - лицо дюжего и мускулистого
любовника, умеющего крепко обнять, - лицо человека, которого любят и
приветствуют все. особенно подростки, мастеровые, рабочие, - вот каков этот
Уолт Уитмен, родоначальник нового литературного племени".
В таком же духе написал он о себе в журнале "Democratic Review":
"Наконец-то явился среди нас подлинный американский поэт! Довольно с
нас жалких подражателей! Отныне мы становимся сами собой... Отныне мы сами
зачинаем гордую и мощную словесность! Ты вовремя явился, поэт!"
Новейшие биографы Уитмена оправдывают эту саморекламу твердой
убежденностью поэта, что его книга насущно нужна человечеству.
"В своих глазах, - говорит Хью Фоссет, - он был не просто частное лицо,
сочинившее диковинную книгу, которой, пожалуй, суждено остаться непонятой, -