"Елена Чудинова. Гардарика (историческая сказка) " - читать интересную книгу автора

Ни на малый час перемолку нет?" - пели девушки.
Конюший совлек теперь с коня попону.
"Разорено у ней тепло гнездышко,
Плачут детушки, кукунятушки!"
Конюший снял с Буруна узду. Конь встряхнул головою и заржал. К радости
моей, никакой угрозы для отцова любимца я не видел. Напротив, люди
расступились перед ним влево и вправо. Бурун постоял мгновенье, словно
раздумывая, а затем поскакал прочь.
- Не печалься о добром коне, - негромко сказал мне кто-то рядом, я не
понял в толпе, кто. - Удел его отныне легок. Будет он пастись на воле, но
никогда не понесет на себе человека.
Девушки между тем осыпали свежий холмик могилы маковым цветом.
Словно во сне, покинул я вместе с прочими кладбище. Хотелось мне
укрыться в палатах и никого не видеть в сей день, но то было нельзя. На
княжем парадном дворе уж были расставлены столы для поминального пира.
Расставлены столы были в неполный круг, а скамьи вдоль них протянули только
с наружней его стороны. Это сделалось понятным, когда люди расселись.
На середину круга вышли шестеро молодых парней с одной стороны и
шестеро с другой. Снявшие верхнее платье, они были только в рубахах и
ноговицах, заправленных в сапоги. В руках все выступившие держали короткие
односторонние мечи.
- Любо потешиться старым обычаем! - молвил один из стариков за столом,
поднимая корчагу с хмельным медом.
Выступившие разбились на пары, и, поклонясь друг дружке в пояс,
принялись биться на своих мечах. А бояре и дружина продолжали пировать,
любуясь зрелищем борьбы. Я понял, что по князю справляется погребальная
тризна, обычай языческий, но язычество переживший. Раньше считалось, что
воин, покидающий этот мир, должен быть провожаем зрелищами боевой потехи.
Пешие звенели мечами, а из конюшен уж вывели во двор полдюжины отцовых
коней. Задудели рожки, забили бубны. Некоторые из пирующих, выскочивши из-за
столов, бросились к коням и враз поскакали со двора. Верно, намеревались они
ристать наперегонки вокруг города.
Меж тем посреди круга осталось только пять пар. Один из воинов ловко
выбил из руки и другого меч, после чего оба сели за стол. Тут же обоим, и
победителю и побежденному, поднесли браги. Все громче становились голоса
пирующих, поминавших, как отец бил печенегов. Кто-то громко жалел, что надо
бы де в память такого славного воина хоть вокруг земляной могилы да очертить
огненный круг из соломы. Другие его унимали-урезонивали.
Другой костер уже разгорался в небе, закатный. Неужто пир продлился
целый день? Уж давно воротились с ристанья конные и победитель осушил
почетный рог вина. Уже дерущихся на мечах сменили кулачные борцы, что
кружили, схватясь друг за дружку, гнули друг дружке хребты, врастали в
землю, чтоб не упасть...Звучали песни и причитанья, били бубны, рдело небо,
рдело, как маковый цвет на сырой земле, на свежей могиле.
Только ночь окутала все молчанием и покоем.
Надолго запомнилась мне эта погребальная тризна!
И вот, в возрасте десяти лет я, княжич Владимир Ростиславич, стал
стольным князем. Опекуном моим вече выбрало двоюродного моего брата, князя
Глеба, наполовину половчанина. Других родичей мужского полу я не имел. С
первых лет жизни моей князь Глеб был мне неприятен. Один вид этого