"Эмиль Чоран. Признания и проклятия " - читать интересную книгу автора

Бесконечно замкнуться в самом себе, как Бог после шести дней Творения.
Хоть в этом последуем его примеру.

Свет утренней зари - это свет истинный, первоосновной. Всякий раз,
созерцая его, я благословляю свои бессонные ночи, которые дарят мне
возможность лицезреть Начало. Иейтс называет этот свет "сладострастным".
Прекрасная, но спорная находка.

Узнав, что он вскоре намерен жениться, я предпочел скрыть свое
удивление за общей фразой: "Все совместимо со всем". А он мне: "Верно,
поскольку мужчина совместим с женщиной".

Огонь страсти пробегает по жилам... Перебежать на другую сторону, не
задев смерть.

Этот гордый вид, который мы принимаем, испытав удар судьбы...

На вершине успеха - не стоит и пояснять какого - хочется воскликнуть:
"Свершилось!"
Всегда полезно иметь под рукой евангельские клише, в особенности взятые
из "Страстей Господних", в те минуты, когда кажется, будто можешь без них
обойтись.

Скептические замечания, столь редко встречающиеся у Отцов Церкви, в
наши дни выглядят современно. Разумеется, ведь после того, как христианство
сыграло свою роль, то, что у самых истоков предвещало его конец, теперь
становится предметом смакования.

Каждый раз, когда я вижу пьяного, грязного, запуганного, вонючего
бродягу, валяющегося со своей бутылкой на краю тротуара, мне представляется
человек будущего, который прилагает все силы, стремясь к собственному концу,
и достигает своей цели.

Даже пребывая в серьезном душевном расстройстве, он изрекает одну
банальность за другой. Бремя от времени у него вырывается какое-нибудь
замечание, граничащее одновременно и со слабоумием, и с гениальностью.
Должна же быть хоть какая-то польза и от расстройства ума.

Когда думаешь что достиг некоторой степени отрешенности, то считаешь
всех энтузиастов, включая и основателей религиозных учений, комедиантами. Но
разве отрешенность сама по себе не участвует в этом комедиантстве? Если
любые поступки притворны, сам отказ от них тоже является таковым - и тем не
менее это благородное притворство.

Его беззаботность поражает и восхищает меня. Он никуда не спешит, не
стремится в определенном направлении, ничто его не увлекает. Можно подумать,
что при рождении он выпил успокоительное, которое все еще продолжает
действовать, благодаря чему на его лице играет несокрушимая улыбка.

Жалок тот, кто, исчерпав весь запас презрения, уже не знает, какие