"Владимир Чивилихин. Пестрый камень" - читать интересную книгу автора

ящичек. Я увидел знакомый почерк и мгновенно сунул пакет за пазуху.
Молодой губастый бульдозерист спросил: "От нее?" Я кивнул, а он засмеялся:
"Хорошо, если внизу кто-нибудь ждет!"
И правда хорошо! На станции перечитал твое письмо, открытки, записки,
последнее большое послание. Нет, не "слишком легко" я уехал. Уезжать,
глазастая моя, было трудно, а оставаться еще трудней. И почему ты "не
узнала меня в этом поступке"? Странно. Вспоминаю вот, как иногда "учила"
меня жить и приговаривала-; "Как люди, как другие..." Конечно, у меня
непременно нет чего-нибудь такого, что есть у других, может быть, даже
очень многого. Но неужели тебе нравилось бы, если б я пыжился и
притворялся, пытаясь выдать себя за того, кем я не являюсь на самом деле?
Я всегда говорю то, что думаю, и поступаю согласно своим принципам и
возможностям, не подлаживаясь ни под кого. Я оставался самим собой и в то
время, которое ты вспоминаешь. Да, я крутился около тебя, совался в мелкие
дела советчиком и помощником, но это было не только для того, чтобы ты
подарила мне нежный взгляд. Этого мне, конечно, хотелось постоянно, однако
я знал, какая ты копуша и как можешь всякое пустое дело затормозить
неумением. Кроме того, тебе всегда не хватало времени для отдыха, и я
старался выкроить его, подсобляя тебе по мелочам, хотя часто сам отнимал
это время. Ну что же делать, если я такой несуразный? И мой внезапный
отъезд, конечно, в моем стиле.
Страшно рад тому, что ты целехонька вернулась из своей поездки, и твоим
письмам рад, и Маринкиному, и этим заграничным запискам, которые я не
успел получить в Оше, и учебникам, и кубинским подаркам. Знаешь, цветные
шариковые ручки я зажал - не могу эту память о тебе раздаривать, а вот с
кокосиной мы расправились всей командой. Ну, не ожидал никто такого
экзотического фрукта в наших местах! Ребята передавали его из рук в руки,
рассматривали, обнюхивали, потряхивали, прислушиваясь: булькает там или
нет? Там булькало, и мы решили согласно твоей инструкции распечатать орех.
Каждому досталось по столовой ложке молока и кусочку мякоти на зубок. От
всех тебе наше лавинное спасибо.
А письма твои я буду еще перечитывать. Пиши мне почаще и побольше,
скрипи поменьше, верь мне и верь жизни. У нас все будет хорошо! В одном ты
железно права - мне надо учиться. Я потихоньку начал заниматься здесь, и
присланные тобой учебники сгодятся, да еще как! Летом я все же думаю сдать
за десятилетку. И мне ведь только попасть в институт, а там пусть лучше
череп лопнет, но я буду учиться не хуже других, будь уверена.
Ты спрашиваешь: зачем я мечусь туда-сюда, чего хочу в жизни? Как будто
ты не знаешь, как много я хочу! Хочу, чтоб ты стала моей женой, хочу кучу
детей, хочу, чтоб меня любили, хочу быть серьезным, когда надо, и веселым,
когда есть настроение, хочу просто жить и ощущать, что от моей жизни есть
людям какая-то польза... Вот так.
А пока я и вправду заболел лавинами. Они уже снятся. Сошелся тут со
славным парнем Арстанбеком Зарлыковым, "виолончелистом". Он этих лавин
поспускал вагон и маленькую тележку. Говорит: "Помирать будем - лавины в
ушах слышать будем". На днях мы с ним ходили к нашему седьмому лотку
"горняцкого" склона. Этот лоток очень интересный, он специально описан
гидрографической экспедицией, которая тут работала летом. Над ним средний
снегосбор, но сам он имеет большой перепад высоты, на диво сильно изрыт
какими-то ямами и приступочками, хорошо аккумулирует снег, и лавина в нем,