"Владимир Чивилихин. Пестрый камень" - читать интересную книгу автора

секунду рвануло. Брызнуло вверх белым, заклубилось, ахнуло тяжко и
откликнулось высоко у стен. А когда снежная пыль осела у нас перед
глазами, мы увидели уползающую вниз лавину. Она пошла трещинами, снежной
бурливой пеной, заскрипела, заговорила грозно, разгоняясь все быстрей, а
горы вокруг глубоко и облегченно вздыхали.
Зрелище и музыка разбуженной нами стихии были щедрой наградой за труд,
и новизна и легкость медленно входили в меня самого. Когда мы все
собрались, Гоша снял очки и поздравил нас с крещением. "Этой штукой можно
заболеть", - сказал он, посмотрев вниз. Мы пошли, и я вдруг услышал сзади
какие-то необычные музыкальные звуки. Оглянулся - это парень-киргиз чисто
выводит своим ноздрястым носом торжественную мелодию, улыбаясь, блестя
черными глазами. Немного похоже на виолончель. Мне было хорошо идти с
этими ребятами по синему снегу. Горное солнце ласкало лицо, дышалось
глубоко, свободно, и я впервые за многие месяцы почувствовал себя
счастливым. Но почему от тебя ничего нет?
Вчера подписали акт о сдаче нашей станции в эксплуатацию. Гоша разлил
на всех флягу спирта, мы промолчали, а он посмотрел на нас, пробормотал:
"Не думал, что вы такие алкаши", - и достал еще одну емкость. Ты только не
пугайся и не злись - начало всякого большого дела положено спрыснуть, да и
досталось нам в переводе на водочный эквивалент всего-то граммов по
двести. Сегодня голова немного побаливает - такую боль всегда вызывает
спиртное на большой высоте. Сообщу тебе для успокоения, что Гоша объявил
на станции сухой закон, и это совсем неплохо.
Вечером после нашего торжества ребята заставили меня взять в руки
гитару. Гоша презрительно сказал: "Только не надо туристических песен,
р-р-романтических". - "Почему?" - спросил я. "От них тошнит", - сказал
Гоша, и все заговорили о туристах, которые летом выберутся куда-нибудь на
недельку-две, а потом целый год орут про тяжелые подъемы и опасные
переправы. Это, конечно, не романтика, а ее эрзац, и у нас на сей счет
двух мнений не было.
Пел много, был в ударе, и ребята все время просили что-нибудь
"душевное". Пришлось даже достать свои тетради с песнями. И Гоша слушал.
Молчал, молчал, потом сказал: "Ну, теперь хорошо, а то у нас был только
виолончелист".
Я вспомнил, как киргиз выводил носом торжественную мелодию, и засмеялся
вместе со всеми. Под конец я спел песню, которую мне переписал Карим, она
из какого-то нового кинофильма. Ты, наверно, уже слышала ее.

Здесь вам не равнина, здесь климат иной:
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад,
И можно свернуть, обрыв обогнуть,
Но мы выбираем трудный путь,
Опасный, как военная тропа...

И так далее.


Получил твои письма, родная! И посылочку! Спускался сегодня к
"хозяевам", чтоб отправить почту, и мне передали толстый пакет и маленький