"Владимир Чивилихин. Серебряные рельсы" - читать интересную книгу автора

проходили в хлопотах, а изыскателям еще многого недоставало. Только в
конце лета в партию Козлова выехал Алексей Журавлев. Но он вынужден был
задержаться в Нижнеудинске. Оттуда Журавлев писал жене, тоже молодому
изыскателю: "Ох и надоело мне ходить по всем начальникам, маленьким и
большим! Из-за несчастных топоров бегаешь 2-3 дня, а если что-нибудь
поважнее, так и того больше. В общем, трудно сейчас оснащать экспедицию.
Очевидно, в конце августа - начале сентября отправляюсь в тайгу.
Договорился здесь, что тебя возьмут в партию N_1. Работы тут много".
Задержку вызвали особые строгости военного времени. Экспедиция должна
была работать вблизи государственной границы, и не могло быть речи о том,
чтобы получить разрешение на пользование рацией. Да и пропуск в
пограничный район оказалось достать не просто. 1 сентября Алеша сообщал в
Новосибирск: "Вчера наконец-то получил пропуск. Но, как назло, испортилось
небо - низкая облачность, дождит. В общем, нелетная погодка была. Сегодня,
правда, солнышко показалось. Если продержится так, завтра, возможно,
улетаю на прииск Покровский, а там к начальному пункту нашей работы - к
Верх-Гутарам".
Алеша вылетел в Саяны и вскоре был уже в Верх-Гутарах. А Кошурников все
сидел в Новосибирске. Не было обуви. Он писал другу: "Сколько еще просижу
здесь - неизвестно. Главное, что не могу поехать без сапог, на остальное
бы наплевал".
Сейчас, может быть, смешно, что такая важная экспедиция задерживалась
из-за пустяков. Но мы, наверное, подзабыли войну и не учитываем, что
победы на фронте давались дорогой ценой, что железный режим экономии
пронизывал тогда все закоулки сложного народного хозяйства, касался
каждого человека. Это было время, когда в столовые ходили со своими
ложками, в гости - со своим хлебом, когда иждивенец получал на день триста
граммов хлеба, да и тот был с примесью картошки, проса и еще каких-то
остьев, которые царапали горло. Сахар тогда был желтый, крупнозернистый, а
его месячная норма уничтожалась, бывало, за один присест, промтоварные
карточки не всегда отоваривались, и на толкучих базарчиках платили бешеные
деньги за коробку спичек, обмылок, стакан соли.
Нелегко доставалось тогда лесным бродягам - изыскателям и геологам. Не
секрет, что нередко приходилось им отправляться в тайгу в обуви на
деревянном ходу.
Перед отъездом Кошурников получил письмо от отца, который тоже уехал из
Новосибирска на восток, - неугомонный старик подрядился спроектировать
подъездные пути к какому-то эвакуированному заводу. "Сын! - писал он. - Я
узнал, что ты идешь в Саяны. Интереснейшее задание! Надеюсь, не
подкачаешь. Смотри, будь мужиком! Что я еще хотел тебе сказать? Да! В
Ачинске у дежурного по станции я оставил для тебя свой спальный мешок, по
пути заберешь. Хотя ему много лет, однако он еще крепкий, на теплом
собачьем меху. Больше нечем помочь, извини".
Оставив Костю Стофато заканчивать дела, Кошурников наконец выехал. В
Ачинске он отстал от поезда, чтобы взять отцовский подарок, а через день
был уже в Нижнеудинске. Здесь он продолжил дневник, который начал вести в
поезде.


"17 сентября.