"Владимир Чивилихин. Здравствуйте, мама!" - читать интересную книгу автора

боялись бомбежки и сеяли огороды, а убирать наши помогать придут. Бегали
за листовками за 5 км. Немцы дали приказ, что, если у кого найдут
листовку, - расстрел. Спать здорово хочется, и хожу вялый какой-то.
Вечером уходим в Шумейкив хутор, а хозяйство оставили на Тузика. С вечера
я завалился спать. Ночью опять налет. Наши, видать, разошлись не на шутку.
Здорово долбят фрицев. Поп в церкви вчера после службы начал читать
проповедь, что, мол, "помолимся за дарования победы нашим освободителям",
то есть немцам. Сразу почти все вышли из церкви, а ему бросили записку:
"Что ты, черт долгогривый, будешь делать, когда наши придут?"

"21 марта 1943 года.
Вчера не ходил в город. Был все время в хуторе и почти весь день спал.
В хуторе около 100 дворов. Сегодня в городе. Пути за ночь наши разбили, и
сейчас их чинят. Дом у нас цел, только окна вылетели. На огороде большая
воронка, и у нас пробило стену осколком и выбило стенку в шкафу. Остались
на ночь в городе. Вечером опять бомбежка, но не очень сильная. Ворам
сейчас раздолье. В городе никого почти нет. Наши во время бомбежек
спускают парашютистов, и люди часто находят парашюты. Шелку в нем метров
сорок. Вот бы найти! Комендант дал приказ все парашюты, листовки и все
вещи, брошенные с самолетов, сносить в комендатуру. А не то расстрел. Ищет
дураков! Крестьяне уже сеют".

"23 марта 1943 года.
Рано утром в городе. Эту ночь городу досталось. Кругом здоровенные
воронки. Гарью здорово несет. Ивана Матвеевича чуть не привалило землей в
щели. Близко бомба упала. Говорит, что все время в ушах гудит. Хата целая,
но еще прибавилось воронок на огородах. Наши разбили депо".


Жители хутора Шумейкива чем могли помогали детдому. Крестьянки, завидев
на улице детей, зазывали их к себе и кормили борщом, пареным турнепсом,
поили молоком.
- Не журитесь - прокормим! - утешали они Анну Константиновну.
Жизнь приюта на новом месте потихоньку налаживалась. Старшие ребята
становились хорошими помощниками - таскали воду, кололи дрова, чистили
картошку. Анна Константиновна приглядывалась к детям, отмечала, что
развиваются они нормально, и в душе гордилась этим. Нина Щерба любила
читать, Тамара Копель - рисовать, Стась Григорцевич - играть в "немцев" и
"наших", а Слава Щерба был путешественником. Где-то пропадал целыми днями,
но к вечеру обязательно возвращался, чтобы не волновалась Анна
Константиновна. Часто бегал к железной дороге - она была для него своего
рода газетой. Прибегал радостный:
- Снова привезли битых немцев!
Однажды Слава нес с соседнего хутора молоко для Шурика Неизвестного.
Шел полями и вдруг увидел, что на черной пашне что-то белеется. Это была
свежая листовка. "Наши!" Он обшарил глазами небо, но там было пусто.
Быстро спрятал листовку за пазуху и побежал. Занозил босую ногу, пролил
молоко. Валентина Тихоновна начала было его отчитывать, однако, увидев
листовку, все забыла. Простые родные слова рассказывали о положении на
фронте, о героическом труде советских людей в тылу, призывали к мужеству,