"Владимир Чивилихин. Здравствуйте, мама!" - читать интересную книгу автора

к борьбе против немецких захватчиков...
Но вернемся в Бахмач и снова посмотрим на мир глазами Толика
Листопадова.


"1 апреля 1943 года.
Сегодня первую ночь спали без бомбежки. Сразу чудно как-то показалось.
Тепло уже. Ребятишки начинают бегать босиком. Сегодня немцы согнали ребят
и меня тоже и начали фотографировать в то время, как другие "дают хлеб".
Заставляли тянуться за хлебом. Мы начали разбегаться, а они нас бить. Мне
досталось раза два в ухо".

"7 апреля 1943 года.
Сегодня опять налет с вечера, но не сильный. Днем шлялся по станции и
за это получил по зубам от жандарма. Из носа текла кровь. У нас уже
повелось, как только поп начнет читать за здравие немцев, все выходят из
церкви, а ему разные интересные записочки бросают".

"8 апреля 1943 года.
Сегодня опять налет. Все думают, что опять полмесяца подряд бомбить
будут. Бросали по городу листовки. Полиция бросилась утром собирать, но
ничего не нашли. Все люди подобрали. Потеха!"


А для приюта снова наступали тяжелые времена. Хуторяне делились с
детьми последним, но весна сорок третьего года в немецком тылу была
особой. Много земель пустовало еще с прошлого лета. С приходом врага
общественные хозяйства были разрушены, и уже полтора года фашисты
непомерными налогами и грабежами душили крестьян. Пришлось голодать,
отказывать себе в самом необходимом, чтобы засеять хотя бы часть земли.
Родные листовки, содержание которых знали в каждой хате, призывали: сейте,
сейте, сейте хлеб!
Наступили дни, когда Анна Константиновна с трудом вставала - кололо
сердце, кружилась голова, не держали опухшие ноги. На детей было больно
смотреть. Они перестали играть, сидели присмиревшие, тихие.
Валентина Тихоновна отправилась по соседним хуторам. Удалось достать
немного муки, из которой готовили густую, тянучую массу. Когда сваренная
мука застывала, ее резали ножом на маленькие кусочки и ели. А однажды
утром Слава Щерба тоже взялся за мешок.
- Куда? - спросила Анна Константиновна.
- В Тыницу.
И вот парнишка в родном селе. Постучался в первую хату.
- Я Щерба, сын сами знаете кого. Дайте, что можете...
Хозяйка вышла. Во дворе послышался куриный переполох. Снова раскрылась
дверь. Слава молча разглядывал обезглавленного петуха, который еще
подрагивал крыльями.
- А голова? - спросил он. - Голову тоже надо.
В другой хате ему ничего не дали, зато до отвала накормили борщом. До
вечера он обошел всю Тыницу. Его многие помнили. На всякий случай говорил:
- Я Щерба. В Шумейкиве нас таких много. С отдачей беру. Подрасту, все