"Юрий Иванович Чирков. А было все так..." - читать интересную книгу автора

времени.
Он помолчал и добавил из своего любимого "Ричарда III":

Как долго будешь, Англия, в смятенье?
Сама себя терзаешь в исступленье
Брат брата убивал по воле подлеца,
Сын по приказу убивал отца,
Не дай, о Боже, видеть торжество обмана,
Междоусобий затяни ты рану
И с Белой розой Алую соедини.

Эти слова выражали стремление Бобрищева найти путь примирения между
старой интеллигенцией и Советской властью, за что он ратовал в эмиграции,
являясь активистом "Смены вех" - эмигрантского течения, способствовавшего
возвращению в СССР многих эмигрантов.
За интенсивными занятиями незаметно прошла зима. Наступил апрель, в
кремле днем с крыш капало. Сверкали на солнце большие сосульки. Дни стали
длинными. Подошла православная пасха. Отец Митрофан суетился больше
обычного. Сортировал свои продуктовые запасы, что-то откладывал, куда-то
относил. Вечером пасхальной ночи, когда я уже укладывался, он с таинственным
видом сообщил: "Юра, Григорий Порфирьевич разрешил в кабинете нам собраться,
заутреню отслужить и разговеться. Я на ночь останусь тут, а потом приготовлю
все и тебя разбужу". Я спросил, кто же будет на заутрене. Отец Митрофан
сообщил, что прибудут архиепископы: Новгородский - Аркадий Остальский,
Самарский - Петр Руднев; епископы: Ставропольский - Лев Черепанов,
Тамбовский - Николай Розанов - тот толстый старик с бородой, которого я
увидел в сквере в первый день пребывания в кремле. Еще хотели пригласить
епископов Костромского и Омского, но они работали сторожами и не могли
оставить посты. А протоиерея Правдолюбова, хоть и митрофорного, Руднев не
захотел. Не по чину ему с архиереями.
Тайная заутреня началась в полночь. На столике под портретом Дарвина
стоял складень с иконами, горели три восковые свечки; стол в центре кабинета
был закрыт большой (не лагерной) белой простыней, а на столе чего только не
было. Крашеные яйца, копченый сиг, кетовая и паюсная икра, открытые банки со
шпротами, гусиной печенкой, паштетом, банки с медом и вареньем, коробка с
шоколадными конфетами, а в центре стола настоящий свежий, покрытый глазурью
кулич и бутылка с красной жидкостью. Вино? Невероятно! Все архипастыри были
в сборе, стояли лицами на восток, к Святому озеру, и тихо пели. К моему
удивлению, пришел и Григорий Порфирьевич Котляревский. Мне показалось, что
он смущен. Службу вел архиепископ Новгородский. Его бледное красивое лицо
светилось экстазом, глаза были полузакрыты. Другие архиереи сосредоточенно
молились.
Резкий стук в дверь читального зала прервал заутреню. Котляревский
побледнел и, властным жестом остановив панику, прошептал: "Все немедленно в
шкаф. Тихо идите в читальню и подходите к двери на лестницу, а я открою
дверь из библиотеки. Как только они войдут в библиотеку, тихо открывайте
дверь и вниз по лестнице без шума". В дверь продолжали стучать. Григорий
Порфирьевич исчез, а отец Митрофан и Руднев схватили простыню-скатерть и со
всем содержимым всунули в шкаф, куда я убирал постель. Остальский в это
время засунул под бушлат складень с иконами, кто-то убрал свечи, все оделись