"Юрий Иванович Чирков. А было все так..." - читать интересную книгу автора

протянул мне нарядно изданный "Остров сокровищ" Стивенсона:
- Это вам будет интереснее.
Я обиделся и сказал, что прочитаю и ту и другую. Пантелеймон
Константинович отодвинул книги и стал меня экзаменовать по истории мировой
войны.
- Скажите, пожалуйста, что явилось причиной мировой войны?
- Убийство эрц-герцога Фердинанда.
- Кто его убил?
- Гавриил Принцип, террорист из "Младо Боснии"
- Что было потом?
- Австрия предъявила ультиматум Сербии, обвиняя ее в укрывательстве
террористов, а Россия заступилась за Сербию.
Я ответил затем, какие страны входили в Антанту, какие в Тройственный
союз, как немцы устремились на Париж, а русские армии ударили с востока и
т.п.
- Скажите, Юра, - спросил незаметно подошедший Вангенгейм, - какую
позицию заняли вожди социал-демократов?
- Они в основном выступили на стороне своих правительств.
- А большевики?
- Они были против войны.
Оба экзаменатора и экзаменуемый были довольны.
Я и в школе любил экзамены, а в Соловках получал от этого еще большее
удовольствие. Во-первых, я проверял свои знания, во-вторых, если не знал
ответа, то сразу же просил рассказать об этом. И мне рассказывали. В
большинстве случаев понятно и интересно.
За неделю я освоил все виды работы в библиотеке. Изучил систему
классификации книг, свободно ориентировался в лабиринтах стеллажей и легко
мог найти по шифру любую книгу или по книге ее место на стеллаже. В
свободное время много и пока бессистемно читал, утоляя голод на этом книжном
пиршестве. То я листал тома "Всемирной географии" Элизе Реклю, то ахал,
читая первый том "Христа", написанного Николаем Морозовым в Шлиссельбурге,
или впивался в чудесную книгу "История Тома Джонса, найденыша" Филдинга.
В книгохранилище была одна комната, всегда закрытая на замок. Надпись
на дверях: "Архив". Однажды я заметил, что дверь в архив открыта, и заглянул
внутрь. Маленькая комната без окон, со стеллажами по стенам была заполнена
книгами, толстыми папками, журналами. Григорий Порфирьевич, сидя у
маленького столика, просматривал какую-то папку. Заметив меня, он нахмурился
и молча указал на дверь.
Мне было очень неприятно. В конце дня Григорий Порфирьевич объяснил,
что в архив могут входить только он и Вангенгейм, так как там находятся
особо ценные книги и литература, запрещенная для показа. Как известно,
запретный плод сладок, поэтому мне очень захотелось попасть в архив.
Накануне Нового года Котляревский обрадовал меня. Его коллеги подвели
итоги моей деятельности и досрочно дали "добро" на жительство. Начальник
колонны тоже разрешил мне перебраться в библиотеку после Нового года. Я
очень хотел покинуть свою противную одиннадцатую камеру, где всегда спертый
воздух, где от многолюдства (80 человек) не было спасения ни днем ни ночью,
где все тускло и только глухая стена во всю ширь, от верхних нар до потолка,
изукрашена пейзажами города будущего. Ввысь вздымались коричневые и красные
прямоугольники домов и фабрик, десятки красных труб изрыгали в небо толстые