"Юрий Иванович Чирков. А было все так..." - читать интересную книгу автора

Записаться мне в этот день не пришлось, так как была нужна справка от
воспитателя колонны.
Вторая колонна, 11-я камера, бывшая чоботная и портная палата
монастыря, - огромное сводчатое помещение, построенное в 1642 году, - мое
обиталище. В камере стоят три ряда двухэтажных нар, называемых вагонками,
которые образуют много купе, как в железнодорожном вагоне третьего класса,
один общий стол, несколько табуреток и скамеек. У некоторых старожилов
собственные полочки, шкафчики, скамеечки. Кое-где над изголовьем висят
фотографии.
На нарах копошатся, сидят, лежат серые стриженые люди. Здесь живут 80
заключенных, надолго или навсегда оторванных от родных и близких, от
привычных условий, лишенных многих благ жизни. Это в основном старики,
раздражительные или равнодушно отупевшие. Они непригодны для тяжелой
физической работы, не имеют дефицитных специальностей и предназначены для
так называемых общих работ - куда пошлют.
В камере преобладают гуманитарии: литераторы, историки, латинисты,
доктора философии из Праги и Варшавы, журналисты, партийные работники.
Представлены попы и офицеры царской и белой армий, переквалифицировавшиеся в
конторских служащих.
Мое спальное место оказалось на втором этаже у окна. Ближайшие соседи
мне не понравились.
Рядом лежал грязный, плешивый старик с красным носом. Он был молчалив,
неопрятен, очень прожорлив и при этом "ненаряженный", то есть, по лагерной
терминологии, безработный, а следовательно, получал паек - 400 граммов хлеба
и в обед только первое блюдо: так звучно именовалась баланда, где на
пол-литра воды приходилось несколько граммов крупы и кусочков картофеля.
Поэтому он бродил по кремлю в поисках объедков с большим закопченным
котелком. Вечером этот котелок висел на гвоздике, вбитом в свод потолка над
изголовьем, что значило: хозяин спит.
Первые дни мы не общались. Единственные слова, произносимые им, были:
"Простите великодушно". Так говорил он всякий раз, тяжело взбираясь на
второй этаж нар. Я отгородился от него чемоданом, чтобы во сне он не дышал
на меня и не задевал своим грязным одеялом.
В один из выходных дней я читал биографию Ломоносова, написанную
Меншуткиным.
- Простите великодушно, - вдруг сказал сосед из-за чемодана, - что это
вы читаете?
Я ответил.
- Меншуткин был учителем моего кузена, - задумчиво произнес сосед.
- А кто ваш кузен? - скорее из вежливости, чем из интереса, спросил я.
- Он академик и был в чести у Советов. Слышал, что умер года два или
три уже. Мы с Меншуткиным познакомились в Неаполе еще в 1900 году.
И он начал рассказывать о путешествии по югу Франции, Италии, Египту. Я
слушал как зачарованный: образная речь, интересные обобщения и сравнения,
яркие описания природы и быта тех стран показали высокую культуру, обширные
знания.
- Это было свадебное путешествие. - Он помолчал и добавил: - Моя жена в
ссылке, я от нее не имею вестей уже два года.
- А дети ваши?
- Наши дети погибли в 1918 году - тиф. Я последний из нашей фамилии.